1. Россия не обязана принимать людей, которые покинули родину полтора века назад, предпочтя ей сытую и спокойную жизнь на чужбине.
Чундышко Заурбий: Родные места черкесы покидали не по своей воле – их сгоняли насильно. Родина у них одна, и это Кавказ, связь с которым никогда не прерывалась. Неудивительно, что перед лицом новой опасности эти люди решили вернуться туда, где когда-то жили их предки. У многих из них здесь родственники – неважно, что прошло полтора века, родственные узы не слабеют. Война согнала черкесов с насиженных мест, война же возвратила их на родину.
Наима Нефляшева: в основе подобных утверждений лежит незнание истории Кавказской войны, прежде всего, причин, этапов и характера депортации черкесского народа в Османскую империю. В 90-е годы прошлого века эта тема была в центре всеобщего внимания – выходили сборники архивных материалов, проводились региональные и всероссийские конференции, защищались диссертации. Сейчас знания о Кавказской войне транслируются в урезанном виде, многие факты, ставшие известными в прошлые годы, замалчиваются. К примеру, в Адыгее и Краснодарском крае школьникам предлагаются две разные версии Кавказской войны, в «Кубановедении» и вовсе пишут, что казаки пришли едва ли не на пустые земли, которые расцвели благодаря их труду.
2. Сирийские репатрианты не говорят на родном языке, забыли о традициях своего народа, а потому не могут считать Кавказ своей родиной.
Наима Нефляшева: нет, это не так. Черкесская диаспора всегда сохраняла культурную дистанцию между собой и другими народами, благодаря чему ей удалось спасти язык и знание традиций. Черкесские традиции коммуникации, этикета не просто сохранялись, а культивировались как один из маркеров, обеспечивающих сохранение культуры в чужой среде. Возьму на себя смелость также утверждать: наши зарубежные соотечественники лучше местных знают нюансы черкесского кодекса правил «хабзэ» и более строго ему следуют. Некоторые традиционные институты были утрачены на Кавказе, однако сохранились в условиях консервации культуры в черкесских аулах в Турции и Иордании, где их зафиксировали наши этнографы и фольклористы.
Чундышко Заурбий: Молодые черкесы в самом деле не говорят на родном языке – они ассимилировались с арабами, впрочем, в этом нет ничего удивительного. К примеру, в нашей республике немало молодежи, которая знает лишь один язык – русский. Что касается беженцев среднего и старшего возрастов, то могу засвидетельствовать лично – они прекрасно говорят на родном языке. Более того, делают это лучше нас, не прибегая к словам из русского языка.
3. Северокавказские республики дотационные, здесь слабая инфраструктура и высок уровень безработицы. Беженцы занимают рабочие места местных жителей, их дети ходят в садики и школы, которых не хватает и для своих граждан.
Наима Нефляшева: в действительности репатрианты в силу своей ментальности не ждут помощи от государства. Приведу пример: согласно официальной статистике, с 90-х годов прошлого века на родину вернулось около 3 тыс. человек, стараниями которых в Адыгее и Кабардино-Балкарии появились 2 тысячи новых рабочих мест. Что касается сирийских соотечественников, то среди них преобладают люди с высшим образованием – врачи, инженеры, учителя, что повышает их шансы на успешную адаптацию. В отличие от местных, они предприимчивы, и нам есть чему от них поучиться. Часто они занимают рабочие ниши, неразвитые в Адыгее и КБР. Школы обучения иностранным языкам, стоматологические кабинеты, небольшие ателье и фабрики по пошиву одежды, хахяльные кафе, салоны по пошиву штор, магазины одежды – эти сферы частного бизнеса создали и развили именно репатрианты.
Чундышко Заурбий: Возможно, мы в самом деле столкнемся с такими проблемами. Однако возлагать ответственность за ситуацию на одних лишь беженцев было бы несправедливо: экономическое положение в регионе остается сложным на протяжении последних двадцати лет. Со своей стороны мы, черкесские активисты, прилагаем усилия, чтобы репатрианты не легли тяжким бременем на бюджет. К примеру, ищем спонсоров: именно они, а не государство, сейчас несут основное бремя расходов на обустройство возвращающихся соотечественников.
4. Прибытие в северокавказские республики такого количества людей изменит демографический состав региона, нарушит баланс сил и подорвет добрососедские отношения между народами.
Наима Нефляшева: число репатриантов невелико — по официальным данным, озвученным делегацией Совфеда РФ, побывавшей в Дамаске в 2012 году, о намерении переселиться в Россию заявили лишь 200 семей, то есть порядка 1 тысячи человек. Если разделить их на три национальные республики: Адыгею, Кабардино-Балкарию и Карачаево-Черкесию – окажется, что на каждую из них приходится чуть более 300 человек. Цифра, согласитесь, ничтожная – как тут всерьез говорить о демографическом дисбалансе?
Чундышко Заурбий: Точно также мы можем рассуждать, к примеру, о негативных последствиях эмиграции в регион других народов – к примеру, армян, которые хлынули сюда после войны в Нагорном Карабахе. Адыги — титульная нация в республике, однако их численность здесь не превышает 24%.
5. Беженцы из Сирии – бездельники, которые не станут работать, а сядут на шею российских налогоплательщиков.
Наима Нефляшева: все знакомые мне сирийские черкесы трудоустроены. Одни работают врачами, другие трудятся на стройках, третьи водят маршрутные такси. Многие пробуют себя в сфере питания – заводят халяльные кафе, которые пользуются сейчас большой популярностью в республике. Часть репатриантов осела в аулах – обустраиваются, занимаясь фермерством. Знаю женщину — профессора дамасского университета, которая преподает английский язык в сельской школе. На мой взгляд, желание сесть или не сесть на шею налогоплательщиков обусловливает не национальность человека, а его характер и чувство собственного достоинства.
Чундышко Заурбий: Люди берутся за любую, даже низкоквалифицированную работу. И, повторюсь, основную нагрузку в их обустройстве несет не государство, а благотворители. Среди них не только состоятельные люди, но и, к примеру, пенсионеры. Многие, не имея финансовых возможностей, помогают делом – строят дома для переселенцев.
Список «анти-черкесских» мифов можно было бы продолжить, но достаточно и уже подвергнутых сомнению, чтобы сформулировать общий вывод. Сирийские репатрианты – явление для нас новое: они не успели снискать себе дурной славы ленью, страстью к криминалу или другими неблаговидными делам. Им неинтересны политические баталии и национальные разборки. Беженцы ничего не требуют от государства и стыдятся просить о помощи — словом, эти люди никак не соответствуют образу «алчных злодеев», который им лепят ангажированные эксперты.
