— Сегодня самым точным словом, определяющим политическую ситуацию в России, является слово – невразумительность. С властью все понятно, она невразумительна по своей природе. Но почему столь невразумительна оппозиция? Вы критикуете навальных, удальцовых, гудковых, собчаковых куда яростнее, чем Кремль. Наверное, тут сложно говорить о том, что оппозиция скована одной целью…
— Всё, на самом деле, очень вразумительно: и с властью вразумительно, и с оппозицией. Объясняю. В октябре 1917 года в России, стране с буржуазным государственным строем, произошла революция четвертого сословия (кухаркиных детей, разночинцев, пролетариата, народных низов).
Четвёртое сословие находилось у власти до августа 1991 года. В августе 1991 года произошла буржуазная революция, несмотря на то, что во главе ее стал бывший секретарь ЦК Ельцин, он привёл к власти российскую буржуазию. В 1999 году Ельцин назначил себе наследника В.Путина.
Путин — авторитарный либерал, недаром же при нём экономический курс 11 лет устанавливал министр Кудрин — либерал из либералов. К концу 2011 года в буржуазной элите, наконец, произошёл раскол, появилась враждебная Путину группа, узнаваемыми лицами которой являются Немцов и Навальный.
Теперь к Эдуарду Лимонову. Он всегда был и остаётся политиком-социалистом, яростным противником буржуазии. Хотя в тактических целях был некоторое время (с 2006 года) союзником буржуазных лидеров Каспарова и Касьянова.
Буржуазия предала власти протест рассерженных горожан 10 декабря 2011 года. С этого времени Эдуард Лимонов не мог и не может быть даже во временном союзе с предавшей буржуазией.
В сентябре 2012 года на 2-ом съезде партии «Другая Россия» была выдвинута концепция «двух врагов». Согласно этой концепции, партия считает своими политическими врагами обе буржуазные группировки. И группу Путина, и группу Немцова/Навального.
Я атакую свежего врага, возможно, чаще только потому, что он свежий, и следует правильно указать на нового врага нашим активистам и всему обществу.
— Вы убеждены, что протест слили 10 декабря 2011 года. Но разве его не сливают регулярно? Или 10.12.11 – особая дата, которая могла стать переломной?
— Я убеждён, и за год буржуазия предоставила нам все детали предательства сама. (Например, в декабре 2012 в The New Times были помещены разоблачающие признания.) 10 декабря 2011-го — да, особенная дата, впервые на улицы вышли десятки тысяч протестующих. Чего не было с 1993 года. Разве это не ясно? Протестная волна цунами не ожидалась властью. И мы могли получить власть мирным путём за один день, если бы не предатели, уведшие народ на Болотную, подальше от нервных центров государства.
— Многие уверены, что перспективы протеста минимальны. Вот еще вчера напуганная власть пошла на какие-то демократические шаги, но сегодня, вновь обретя силу, перечеркнула «декларацию о намерениях», и, скажем так, демонстративно-нагло вернула себе монархические права. И в этой ситуации вы полагаете, у протестного движения еще сохранились какие-то шансы на будущее?
— Протестное движение стоит перед необходимостью смены и тактики, и стратегии. Массовое выступление было сорвано, теперь следует найти другой путь. Но не все им пойдут.
Я лично вижу будущее только под лозунгом пересмотра итогов приватизации. Только этот лозунг может заинтересовать и поднять массы. Но для буржуазного класса такой путь неприемлем.
— Вы можете объяснить — почему у арабского мира получилось устроить революцию, а в России пока еще — нет? Понятно, про руку Запада и неистовость исламского радикализма. Но есть тут какие-то объективные политические объяснения?
— Арабский мир преуспел в первом этапе, он избавился от ненавистных авторитарных режимов в Тунисе и Египте. Дальше у них ничего хорошего пока не получается. Египет контролирует сильная армия, в Тунисе политическое убийство вызвало крупные беспорядки.
А вот якобы «арабская весна» в Ливии и сейчас в Сирии, так и вовсе не весна, это подготовленные и оплаченные Западом гражданские войны и вторжения наёмников на территории двух последних социалистических режимов на Ближнем Востоке.
Так что, арабскому миру нечем особенно гордиться. Да и никто не соревнуется с ними. Поживём, увидим, что будет.
— Кстати, о радикализме. Вот и российских мусульман часто называют радикалами. Нацболов тоже обвиняют в радикализме. Но разве это так плохо? Не перепутались ли у людей в головах понятия «радикализм» и «экстремизм»?
— Радикализм для меня — это, скорее, бескомпромиссность, твёрдое отстаивание своих политических планов. В этом смысле радикализм — положительное политическое качество.
— И что же, по-вашему, делать с, наверное, главной проблемой России — Северным Кавказом? Как вы считаете, есть ли какой-то рецепт, который позволит решить проблемы этих республик?
— Северный Кавказ не только проблема для России, он ещё проблема для Северного Кавказа. Разве его население хочет жить так, как живёт?
Тут необходимо отступление. Советский строй предполагал равенство и братство всех народов, и хотя он себя тоже навязывал, от него была выгода и народам Средней Азии, и народам Северного Кавказа. От ельцинского и путинского строя Северному Кавказу нехорошо: выгоды нет, а очевидны — неудобства. И России с Северным Кавказом некомфортабельно жить.
Пока никаких, устраивающих обе стороны правил в отношениях России и Северного Кавказа нет. Есть отношения насилия с обеих сторон. Со стороны России — государственное насилие, со стороны Кавказа — народное насилие.
Есть два исторических выхода. Или Россия действительно превращается в федерацию с широкими правами регионов. Или будет продолжаться насилие. Однако второй выход неизбежно приведёт к большой трагедии для обеих сторон. Рано или поздно. Если глава семьи насилием заставляет семью существовать и не разбегаться, то семья все равно долго не протянет. Вырастут сыновья и сообща станут бить отца.
Но при том правительстве и президенте, которые мы имеем в РФ, единственный доступный руководству страны путь — это «кадыризация» северокавказских республик. Но на все республики Рамзанов Кадыровых не найдёшь, он — уникальный человек.
— Сейчас вроде возвращают прямые выборы губернаторов. Однако это вряд ли коснется северокавказских регионов. Кавказцы не доросли до уровня демократических выборов или это страх центра, опасающегося, что Кавказ выберет себе таких сильных лидеров, которые не будут кланяться в сторону Кремля, а будут говорить с ним на равных?
— Выборы нигде не простое дело, в Смоленской области тоже. Там долгое время был губернатором генерал ФСБ. И ничего хорошего. А выборы на Северном Кавказе ввиду многонационального состава региона — острая проблема. Кремль хочет ставить туда к вам своих проверенных людей. Боятся измены.
— На Кавказе активно растет религиозное самосознание мусульман. Вы как-то высказывались за установление шариата в исламских республиках. По-прежнему придерживаетесь этого мнения?
— Меня за это мнение даже мои активисты ругали и ругают. Я всё же думаю, что такая уступка снизила бы напряжение.
Вообще-то русским и Северному Кавказу нужен общий проект, который был бы настолько выгоден (необязательно в денежном исчислении), чтоб держались вместе. Красная Армия в свое время была таким победоносным проектом: с саблями и на конях завоевывали целые страны, всем было хорошо и здорово участвовать в изменении карты мира. А сейчас что, нищету вместе разводить?
— Любопытна, если не сказать оглушительнее, позиция России в ситуации противостояния исламский мир–Запад. Там Кремль поддерживает Иран, благосклонен к ХАМАСу. А тут — чуть ли не объявляет ислам своим главным врагом. Это политика, или ее несостоятельность?
— Россия не едина внутри себя. Российская буржуазия и российская буржуазная интеллигенция всегда имитировали Запад, восхищались им и считали Россию Западом. Другого мнения придерживался народ — он либо считал, что мы отдельная русская цивилизация, либо относил себя по-простому — как сосед Туркестана, Индии и Китая. В войсках Емельяна Пугачева было немало мусульман — они и сами шли, и он их призывал своими письмами.
Русская буржуазия не права. На границе Европы и Азии не географической, но народной, на самом деле, лежит Польша. Вот Польша — да, уже европейская, а Россия — это всё же Восток.
Сейчас в противостоянии европейской цивилизации и ислама российское правительство относит себя к европейской цивилизации. А политические интересы лежат в общей судьбе с Ираном, да. Отсюда противоречие.
— Что касается «исламского терроризма», почему власть так боится активных мусульман, «вешает» ярлыки и так активно «прессует» их?
— Ну, когда в Москве взрывают метро, то как же быть? Поставьте себя на место русских. Терроризм есть, но если он не исламский, то нужно громко говорить об этом.
— Вспомним хотя бы нелепый скандал с запретом платков в школах. Как вы считаете, почему он произошел?
— Я считаю запрет ношения хиджабов неразумной мерой. Что во Франции, что в Ставрополье. Я думаю, это репрессивная мера.
— Как вы считаете, Россию и Кавказ можно будет когда-нибудь объединить по-настоящему? Сейчас и для кавказцев, и для жителей остальной России – это разные государства.
— Будет общий проект — будет и общая судьба, и общая приязнь. А не будет общего проекта, будем с болью и кровью отсоединять свои вековые объятия, как это было в Индии в 1947 года при разводе индуистов и мусульман.
— А давайте представим, что вы одержали победу на выборах, стали президентом. И в первое утро после инаугурации вы подписываете первый указ. О чем он?
— Я бы подписал несколько указов. Разогнал бы нынешний состав Верховного и Конституционного судов, назначил бы свободные выборы в парламент страны, подписал бы указ о строительстве новой столицы где-нибудь в Южной Сибири, чтоб на равной дистанции от Северного моря и Тихого океана встал бы новый город.
