Вспоминая свои студенческие годы, я всегда с теплотой в душе думаю о своих бывших преподавателях, профессорах и доцентах, и о молоденьких аспирантах, решивших свою жизнь посвятить науке. А когда приходят воспоминания об античной литературе, которую я изучал не очень прилежно, меня начинает разбирать смех. Как-то не верилось, что преподаватели могут быть такими тупыми. А конкретно – преподаватель по античной литературе Михал Михалыч Михайличенко, сокращенно – Михмих.
Я перевелся в московский университет из Монголии – там работали мои родители, а затем они вернулись в Саратов, меня же отправили доучиваться в Москву.
В Монголии я закончил 2 курса в местном ВУЗе. В Москву сдал документы на третий курс университета. И надо было досдать экзамены по некоторым предметам, которые давали бы мне право учиться дальше.
В том числе выпало «счастье» сдавать античную литературу у профессора Михайличенко.
За глаза этого преподавателя называли блатным – не потому, что он имел принадлежность когда-либо к уголовному миру, а потому, что устроили его на работу в университет по блату. Во всяком случае – так поговаривают. Говорили и о том, что он «дуб» в своем предмете, как только профессором стал – непонятно.
Шел я к этому Блатному на экзамен, и все переживал: вдруг он умнее окажется, чем о нем судачат окружающие. Но все обошлось.
Дело было так: вытянул я билет: вопросы провальные. Но Всевышний наделил меня ораторским талантом, и я стал рассказывать, что предки Наполеона жили в древней Эфиопии, а пирамиды в Египте строили чуть ли не узники фашистских концлагерей.
Блатной внимательно слушал мою несусветную ересь, одобрительно кивая в такт годовой. А затем перешел к дополнительным вопросам, один из которых был: могу ли я назвать имена выдающихся ученых 20-ого века в Монголии?
Я с уверенностью стал перечислять фамилии моих бывших одноклассников, с которыми вместе учился в монгольской школе, добавил пару фамилий соседей. Блатной не уставал одобрительно кивать головой, а затем изрек: «Вижу, молодой человек, что с античной литературой вы хорошо знакомы», — и поставил мне в зачетку пятерку.
Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться прямо в аудитории, а затем еще три дня ржал, пересказывая однокурсникам, как прошел экзамен.
Но это еще ничего. В одном государстве (теперь уже бывшем) правитель в свое время слово «профессор» писал с двумя буквами «ф»: «проффессор». Так что Блатной по сравнению с издержками прошлого выглядит еще прилично.
Вот тогда я и решил: стану дипломатом. И стал. Втыкаю в уши заграничным правителям, что пора бы собраться всем государствам вместе, и построить современную пирамиду Эфиопса. Старой уже больше трех тысяч лет, надо бы соорудить что-нибудь поновее. И они соглашаются. Скоро вынесенное мною предложение будут обсуждать на симпозиуме ученых всего мира. Говорят, Блатного тоже на этот симпозиум пригласили — как большого знатока античной эпохи.
