Закрыть

Колонки

Наука погибла от РАН?

 

Несколько лет назад названия научных институтов решили в обязательном порядке переводить на английский. И чтобы не морочить себе голову тонкостями английской терминологии, прибегли к машинному переводу. В итоге на дверях вполне солидных учреждений и даже на визитных карточках начальников появились   что-то совершенно абсурдное. Верхом всего, конечно, было превращение Института белка в Squirrel Institute (беличьий институт!), а большинство учреждений РАН получили в своих названиях ссылку на тяжелые ранения, которым, по-видимости, они подверглись. Наука, если и не скончалась от РАН, то, во всяком случае, истекала кровью… Тогда мы ещё смеялись!

Сегодня научное сообщество душит уже не смех, а  безжалостная рука министерских чиновников, которые задумали сделать то, что на что не решились ни Петр I, ни Сталин. Ведь даже эти деспотичные правители понимали, что контролировать процесс исследований могут только ученые. Министр Ливанов иного мнения.

Товарищи ученые, доценты с кандидатами…

Как бы плохо ни была организована Академия, как бы ни постарела она за последние годы, нет никаких оснований думать, будто чиновники разбираются в научных задачах лучше, чем ученые. Однако с чего вы взяли, что кто-то вообще собирается решать научные задачи. Опыт всех предшествующих оптимизаций, как и политика, проводимая той же министерской командой в сфере образования, говорит о том, что институтам предстоит “оптимизация”, что в переводе с языка экономистов на общепринятый русский означает закрытие и разграбление. Вообще-то и сами чиновники это не особенно скрывают, поскольку постоянно жалуются, что научных кадров и учреждений у нас слишком много, а это неэффективно. Кстати, ещё одно поразительное утверждение, повторяемое раз за разом: если сократить число организаций, они будут работать лучше. Как будто существует прямая связь между числом ученых, занятых проблемой, и эффективностью их работы. Реорганизация вузов уже показала: можно делать сразу и меньше и хуже.

Достаточно элементарного сравнения показателей за последние два десятилетия, чтобы понять, что эффективность науки и образования падает как раз в результате проводимых реформ. Как назло, под боком у нас находится бывшая российская провинция Финляндия, в силу своего социалистического консерватизма упорно отказывающаяся проводить в этих сферах рыночные реформы. Странным образом, консервативные финны стремительно выходят на лидирующие позиции в Европе, а Россия, чем больше реформирует жизнь своих ученых и педагогов, тем больше отстает.

Каждый этап преобразования и оптимизации сопровождается резкой дезорганизацией работающих структур, снижением стимулов к труду и массовым исходом профессионалов из соответствующей отрасли. Особенно важно при этом последовательное устранение принципа комплексности – в образовании, исследованиях, подготовке кадров и т.д. Комплексность и взаимосвязь элементов была одним из условий успехов советского, да и вообще любого образования, научных исследований, однако она находится в принципиальном противоречии с коммерчески-рыночным подходом. Системы, лишенные комплексности, стремительно снижают суммарную эффективность и становятся значительно более дорогими, после чего по ним наносится новый удар через урезание или перераспределение финансирования.

Каждый очередной этап реформы заканчивается констатацией неэффективности реформируемой системы, но в качестве вывода предлагается не отказ или обращение вспять разрушительных мероприятий, а переход их на качественно новый уровень, поскольку провал реформ всегда объясняется только “непоследовательностью” и “недостатком радикализма” в преобразованиях. После того, как дается старт новой волне реформ, система приходит в ещё худшее состояние, дезорганизация и кризис нарастают, после чего создаются условия (или “необходимость”) для “ещё более глубокого реформирования” и так далее. Процесс можно продолжать бесконечно, вернее – до полного, физического уничтожения объекта, подлежащего оптимизации и реформированию.

Секвестр головного мозга

Однако сейчас мы вплотную подошли именно к этой финальной стадии, более того, Минобразина прямо поставила перед собой задачу ликвидации российского научного сообщества как единой системы. “Окончательное решение” научного вопроса будет таким же безжалостным, как и любое другое окончательное решение. Для того, чтобы закончить обсуждение, надо просто уничтожить то, о чем спрашивают. А желательно и самих спрашивающих.

Задача осуществляется за счет одновременного нанесения двух стратегических ударов. С одной стороны, подготовлен закон по реорганизации Российской Академии Наук, по сути, означающий её ликвидацию. С другой стороны, заявляя о необходимости перенести научную работу в университеты, министерство последовательно и целенаправленно эти университеты громит, душит, лишает средств, делая в них заведомо невозможной научную деятельность. Массовые сокращения, стремительный рост нагрузки на сотрудников, сочетающийся с топящей любую инициативу волной бюрократизации, превращает российские университеты в руины.

Однако тут, Минобразина, похоже, поторопилась. Если наступление на систему высшего образования велось поэтапно, в соответствии с нормами правильной осады (последовательные подкопы, блокирование ресурсов, поэтапное уничтожение одной позиции за другой), то разгрома Академии наук чиновники, опьяненные своими успехами и безнаказанностью, решили добиться с ходу, лихой кавалерийской атакой.

Комментаторы в интернете уже обратили внимание на то, что подготовка законодательной инициативы велась по законам спецоперации, что, впрочем, и понятно, если учесть доступный нашей власти жизненный и профессиональный опыт. Законопроект о реорганизации РАН готовился в строжайшей тайне, его скрывали даже от экспертов, обслуживающих министерство, чтобы те не могли случайно проболтаться коллегам. Режим секретности соблюдали неукоснительно. Затем документ был внезапно обнародован и молниеносно внесен в Государственную Думу, где председатель комитета по образованию единоросс Вячеслав Никонов, даже не ознакомившись с текстом, пообещал принять закон в самое ближайшее время. Голосование назначили на 2 июля, чтобы всё провернуть быстро, пока жертвы оптимизации не спохватились и приготовились к сопротивлению. В законотворчестве, как и на войне, решающее значение имеет эффект внезапности!

Атака поддержана тяжелой артиллерией в виде заявлений премьера Дмитрия Медведева, в очередной раз выразившего сочувствие действиям министра образования и науки Дмитрия Ливанова. Премьера по-человечески понять можно: затеянные им инициативы в области науки с треском провалились – после Сколково и Роснано остались только счета на миллиарды неизвестно куда девшихся рублей и пустующие офисы.

Научный эффект был нулевым вовсе не потому, что всё украли. Выдуманные премьером игрушки не могли работать по той же причине, по которой картонные модели автомобилей не могут ездить – созданные по законам пиар-пректов, они не соответствуют базовым принципам, по которым строятся научные учреждения. Разворовывать выделенные средства было в таких условиях самым разумным решением со стороны участников проектов, ведь всё равно никакого общественно полезного результата подобные инвестиции дать не могли. Как и в других сферах нашей жизни, коррупция тут не разрушает действующие механизмы, а порождается и стимулируется ими.

В условиях, когда общество с недоумением пытается понять, куда пропали миллиарды рублей, изъятые ради Сколково из бюджета отечественной науки и недополученные реально работающими исследовательскими центрами и лабораториями, премьеру ничего не остается, как поддержать министра Ливанова, сетующего на «низкую эффективность» Академии Наук. По принципу, «с больной головы – на здоровую».

Ты за Родину,  или за науку?

Разумеется, проблем в РАН более чем достаточно. И проблемы эти как раз связаны с политикой государства, проводившейся на протяжении последних лет – из-за недофинансирования, бюрократии и рыночного давления на специалистов, занимающихся фундаментальными исследованиями, перспективные молодые ученые просто покидали страну, перебираясь туда, где им как минимум не мешают работать.

По существу, специалистов поставили перед выбором: либо любовь к Родине, либо любовь к науке. Совмещать одно с другим оказывалось всё труднее.

И, тем не менее, если сравнить объемы финансирования РАН с результатами её научной деятельности, то придется признать нашу академию как раз супер-эффективной. Ведь всё государственное финансирование академии у нас в стране примерно равно бюджету среднего американского университета. Тут можно только восхищаться самоотверженностью оставшихся в системе РАН ученых и эффективностью её администраторов, изыскивающих дополнительные средства за счет сдачи в аренду помещений. Не будем кривить душой, изрядная часть этих средств прилипает к рукам всё тех же академических администраторов. Только это не идет ни в какое сравнение с теми миллиардами, которые с санкции высших чиновников практически в открытую разворовываются в Сколково и других привилегированных проектах правительства Медведева.

Главный “грех” академии с точки зрения правительства состоит не в том, что она утратила значительную часть своих позиций в мировой науке, а в том, что она вообще до сих пор выжила и продолжает что-то делать, демонстрируя самим этим фактом очевидную бессмысленность и позорную некомпетентность проектов, подобных Сколково.

Однако закон Ливанова призван эту ситуацию исправить. Все академические институты будут отобраны у РАН. Директоров станут назначать теперь не ученые, а чиновники. Эти научные организации будут “оптимизированы”, иными словами, большую часть из них просто закроют, а здания выставят на рынок недвижимости.

Пожизненная стипендия  как свидетельство о смерти?

Современную науку не делают выдающиеся ученые. Её делают коллективы, организации, главным элементом которых являются младшие научные сотрудники, «пехота» и «унтер-офицеры» исследовательской армии. Без массового распространения знаний, без их необходимого «усреднения» немыслим прогресс общества и вообще работа, направленная на достижение общественно значимых масштабных целей. Замысел правительственных чиновников состоит в том, чтобы уничтожить структуры, обеспечивающие процесс воспроизводства научных исследований и знаний в России, и это волнует их гораздо больше, чем захват недвижимости.

Что касается самой академии, то её лишат всякой связи с непосредственной исследовательской работой, а также с научной молодежью, превратив в “сообщество выдающихся ученых”, которым предоставят весьма солидную “пожизненную стипендию”. Иными словами, заслуженные старики, получат возможность где-то в своем кругу собираться и вспоминать молодость. Хотя и это не гарантировано: закон предполагает возможность лишать ученых звания академика.

Один прецедент в истории науки уже есть: Гитлер исключил из немецкой академии Альберта Эйнштейна. Брежнев попытался повторить тот же трюк с академиком Сахаровым, но ему не позволили. Учитывая этот неудачный опыт, нынешняя власть заранее готовит законодательную базу для будущих чисток. А для того, чтобы создать нужное большинство, численность академиков резко расширят, автоматом вписав в РАН членов двух других академий – медицинской и сельскохозяйственной.

Стотысячная “стипендия”, обещанная ученым в обмен на согласие с уничтожением науки, похоже, оказалась последней каплей. Даже очень осторожный в своих заявлениях профсоюз РАН опубликовал документ, где назвал это попыткой прямого подкупа членов академии, вызывающей “чувство омерзения”.

Атака на  мозг — это вам не мозговая атака

Несмотря на фактор внезапности, сезон отпусков и свойственное ученым стремление не лезть в политику, спецоперация Минобразины натолкнулась на сопротивление, масштабы которого нарастают буквально с каждым часом. Стремясь провернуть всё как можно быстрее, не оставив людям науки времени опомниться, чиновники спровоцировали взрыв негодования, оборачивающийся энергией отчаяния. Для российской науки это действительно “последняя битва”, и понимают это уже все.

Или Минобразина будет уничтожена как организация, специально “заточенная” и сформированная против Просвещения в России, или результаты культурной работы последних двух столетий в нашей стране пойдут прахом. Вопрос стоит именно так. И даже если 2 июля позорный закон будет принят, уже очевидно, что выполнить его можно будет лишь применив силу.

Доживем ли мы до того, что подразделения полиции будут штурмовать и громить научные институты и лаборатории? Если общество допустит и стерпит это, значит ни наука, ни образование нам действительно больше не нужны.

Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений, кандидат политических наук, социолог


Выбор читателей


Расскажите друзьям. Поддержите сайт в соцсетях