Сегодня мир культуры, который еще одно-два поколения назад был совершено деполитизирован, становится ареной столкновения политических установок и полигоном для испытания тех или иных провокационных инициатив.
После окончания Второй мировой войны международное культурное пространство попало под контроль более или менее левых либералов общегуманистического профиля, наследников Ромена Ролана и Фейхтвангера, которые до Второй мировой войны активно лоббировали СССР. Напомним, что инициатором этой традиции стал в свое время Максим Горький с его знаменитым: «С кем вы, мастера культуры?». Горький не был, согласно стратегическому замыслу Коминтерна, очевидным большевиком, он скорее представлял собой некий мост от советского полюса антибуржуазности к мягкому европейскому либерализму, колеблющемуся между соблазнами западной цивилизации и желанием оказаться в авангарде истории, которую на тот момент делали именно в Москве.
Опять-таки, Горький задал новую парадигму понимания этой «меры» своей известной формулой: «человек создан для счастья…». Розовый гуманизм от Горького до Андре Жида был тем более успешен, что не провозглашал необходимости диктатуры пролетариата, но, напротив, скорее гармонически резонировал с Конституцией главного монстра буржуазности – США, где одним из основных пунктов записано право человека добиваться «счастья» всеми доступными средствами.
После разгрома европейского авторитаризма, а в еще большей степени после принятия СССР курса на конвергенцию с Западом (как высшей стадии «мирного сосуществования») политический вектор в культуре был заменен установками на глобальные проблемы, стоящие перед единым планетарным человечеством. Политика, как борьба смыслов, была решительно изжита из культуры, а сама эта площадка превращена скорее в поле контактов между авгурами разных стран, стоящими над схваткой и представляющими своеобразный совет старейшин. В этом контексте культура в своем наиболее представительном публичном проявлении быстро утратила последние остатки подлинного чувства и реального интеллектуализма и превратилась в мошеннический пафосный балаган, вращающийся вокруг нескольких ключевых понятий: мир, материнство, детство, человечество и т.п. Социум разделился на два лагеря: антикультурное «общество спектакля», в котором существовал весь треш – поп-арт, политтехнологии, молодежные субкультуры, неоновые джунгли мегаполисов и т.п. – и представительные «всемирные форумы», на которых лауреаты в благородных сединах вели речь о достоинстве и нуждах «маленьких людей».
Ларс фон Триер
Первым и главным сокрушителем лжи, созданной поколениями невразумительной социал-демократии в культурной сфере, стал Ларс фон Триер. Прежде всего, своими великими фильмами, главное содержание которых – конец гуманизма. Следует отдать себе отчет в том, что это абсолютно новаторская и беспрецедентная идея для западного человечества за многие столетия. Никто в этом пространстве после святого Бернара Клервосского (XII век) не был настоящим антигуманистом – ни основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола, ни автор первого учебника политехнологий Макиавелли… Даже Гитлер и Муссолини отнюдь не были антигуманистами – просто они верили в людей определенного типа с определенным набором свойств. Они были гуманистами в ограничительном смысле, в этом их вина перед гуманистами «без берегов».
Ларс фон Триер в каком-то смысле (может быть, даже в прямом) продолжатель Ницше. Тот сказал, что Бог умер, а датский режиссер провозгласил, что умер как раз человек. Причем умер так, что из него уже (как из тучи молния!) при всем желании ничего не грянет. Умер не только человек, умер так еще и не родившийся сверхчеловек, и все возможные версии, которые могли бы отпочковаться от «меры всех вещей».
Не то, чтобы это прямо говорится в «Догвиле», в «Антихристе», в «Меланхолии»… Прямые декларации никогда не дают эффекта интеллектуального свершения. И выше цитированная фраза Ницше – лучшее тому подтверждение. Сказал, ну и что? Бог-то не «умер»! Ницше просто обозначил этим, что человек потерял интерес к Богу, что Бог стал для него неактуален. Это не проблема Бога. Кролики не интересуются Платоном, но это личное дело кроликов.
То, что ВЫРАЗИЛ Ларс фон Триер в целостном послании, идущим сквозь все его фильмы, это не декларация, а установка на вынесение определенного судебного решения, которое будет иметь, как говорится, «правовые последствия». Не случайно внутренняя эстетическая программа практически любого фильма датчанина построена как некий неявный суд над человеком. И в этом смысле с его творчеством нельзя сравнивать никакие «чернушные» продукты современных творцов, даже высокого качества. Балабанов со своими «Уродами и людьми» и «Грузом 200» не антигуманист. Это качественная «жесть», местами весьма эффектная, но не поднимающаяся до метафизического прорыва в отрицание человека. (Заметим тут же, что отрицание человека есть нечто другое, нежели ницшеанская критика «слишком человеческого». Ницше обрушивается на человека с романтических позиций как на носителя банального, в то время как Ларс фон Триер видит в человеке воплощенное зло, прямое отражение Сатаны.)
Сила фон Триера в том, что он судит человека не с позиций Добра, каким бы оно ни было. Добро всегда амбивалентно, потому что идет в паре со злом, они оба принадлежат одному уровню. Режиссер же свой приговор выносит во имя того, что человеку и человеческому бытию трансцендентно. Это не оппозиция злу, это Иное, соприкосновение с которым действует на человеческую реальность разрушительно.
Знаменитый скандал на Каннском фестивале, когда фон Триер назвал себя «нацистом, понимающим Гитлера», стал для большинства дымовой завесой, скрывшей истинное значение творчества этого уникального кинематографиста. У филистеров появилась возможность «объяснять» тот дискомфорт и тот ужас, которые они чувствуют от картин датчанина, простым и ясным: «Чертов нацист». Может быть одна из целей нашего героя как раз и заключалась в том, чтобы сбить с толку мещан. Само по себе это уже говорит о его великом презрении к толпе.
Но есть, представляется, и другая задача у этой эскапады. Политика начинает возвращаться в культуру, причем правая политика. Мир утрачивает веру в «религию» Холокоста, и на повестку дня решением невидимого ареопага ставится пересмотр исторических оценок. Вплоть до реабилитации 30-ых годов прошлого века в Центральной Европе. Может быть, именно Ларс фон Триер взял на себя опасную миссию катнуть пробный шар.
Гейдар Джемаль, философ, председатель Исламского комитета.
Автор книг «Освобождение ислама», «Давид против Голиафа»
