Благотворение — бизнес. И ничего более?
В принципе, ничего экстраординарного Таджутдин не сделал (Первая публикация на тему «Почему неворующие стали главной угрозой исламской благотворительности» здесь). В России всегда шла жесточайшая борьба за исламские благотворительные потоки и право ими распоряжаться.
Под предлогом борьбы с финансированием терроризма у нас запретили работу любых иностранных исламских благотворительных организаций. Конкретных доказательств такого финансирования никто никогда не предъявлял.
Фонд «Джамаийа Катар Хаирийа» (Благотворительный фонд Катара), обвиненный в финансировании северокавказских боевиков, в суде сумел доказать, что не имеет ни к чему подобному никакого отношения. Тем не менее, возобновить свою деятельность ему не дали.
Однажды мне рассказали потрясающую историю, о том, что именно на этих исламских благотворительных фондах отрабатывали специальную математическую модель, позволяющую по общим финансовым показателям оценить «плохой» фонд или «хороший». Модель в свое время разработали для выявления банков, причастных к отмывке денег от продажи наркотиков.
В данном случае «хороших» фондов, не нашлось, прикрыли всех, — а их в России было под сотню. То ли сказалось непрофильное использование экспертной методы, то ли сработали по принципу: «а кто их разберет — кого они там финансируют, лучше перебдеть, чем недобдеть».
В принципе, логика «лес рубят щепки летят» к правовому полю отношения не имеет, но понять можно, все-таки на Кавказе у нас идет гражданская война. Однако дальнейшее показало, что логика тут другая, безопасность безопасностью, но жаль, когда такие бабки мимо идут.
Кто дает – управляет, кто берет — подчиняется
В нулевые при администрации президента РФ возник Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования. Курировал фонд Алексей Гришин, отвечавший в АП за все исламское.
В пору, когда этот фонд начинал свою деятельность, Гришин выступил на одной из конференций перед весьма представительской делегацией исламских теологов из арабских стран, Ирана, Турции и Европы. Суть его выступления была проста: если вы хотите кому-то помогать деньгами, то делайте это только через нас. И знайте, если пойдете в обход нас, то государству это не понравится.
Замкнутые на Кремль эти финансовые потоки обеспечили невиданную ранее лояльность исламского духовенства России. Ну как не целовать руки дающей?
Черный нал к черным делам
Про Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования ходили легенды. Запомнилась байка, как гонцам от Духовного управления мусульман Дагестана выдавали целые саквояжи кэша, с комментариями: «им приходится идеологически противостоять нетрадиционному исламу, а по-современному, с банками, счетами, транзакциями они работать не умеют».
Периодически в Дагестане убивают кого-нибудь из «традиционных» мусульманских деятелей, и примерно в половине случаев ходят упорные разговоры, что тут дело не в подполье, а в благотворительном бабле полученном из Москвы, которое «традиционные» мулы не поделили.
Новую реальность, что за пожертвованиями надо теперь идти на поклон не к шейхам, а к бывшему толи грушнику, толи чекисту, муфтии восприняли как вызов, ведь они привыкли широко и неконтролируемо использовать благотворительные деньги из-за рубежа в 90-е. Была проведена титаническая работа по созданию единого Духовного управления мусульман России. Единая, официально признанная, структура могла бы и сама претендовать на самостоятельную работу с иностранными жертвователями, это программа максимум, а минимум, ДУМ России становился бы единственным главным клиентом фонда.
Мекка далеко, а Кремль рядом
Однако, не тут-то было, Гришин, ловко манипулируя региональными муфтиями, наплодил раскольнических структур, сорвавших все объединительные планы. Собственно, вся жизнь духовных управлений мусульман в последние пару лет и сводилась к тому, согласится ли Хузин идти под Равиля Гайнутдина и готов ли Талгат Таджутдин стать в новой структуре не самым главным.
Надо отметить, что Гришин несколько заигрался с марионетками и, в конце концов, лишился своей должности в президентской администрации. Но задачу выполнил: благополучие каждого отдельного муфтия, как и прежде, зависит от чиновника из Кремля.
Борьба за право запускать руку в пожертвование мусульман, и за право наделять этим правом, омерзительна, но по-человечески очень понятна. Однако где тут безопасность государства? Где борьба с финансированием терроризма под видом исламской благотворительности?
Недавно депутат ингушского парламента Михаил Илезов заявил, что ему не нравится деятельность Красного Креста. Проверив списки, получавших от Красного креста финансовую поддержку (за два года — 179 человек), Илезов обнаружили среди них фамилии родственников боевиков. Депутата поддержал глава ингушского совбеза Ахмед Котиев, его возмутила традиционная краснокрестовская программа продуктово-вещевых передач для заключенных. По его мнению, помощь должны получать как раз родственники силовиков.
Те, кто работал по благотворительным программам на Кавказе, хорошо знают, что местные власти настаивают, чтоб помощь распределялась по предоставленным ими спискам и в них всегда фигурируют исключительно семьи милиционеров, «все должны получать «наши», а не «дети врагов народа». При этом сами представители МВД утверждают, что государство заботится о семьях погибших милиционерах сполна.
Собственно, за рамки этой концепции контроль властей за благотворительностью в регионе никогда и не выходил. Ни разу, никто не обнародовал фактов попадания благотворительной помощи к боевикам.
Правда, до поры до времени, битвы за контроль над пожертвованиями были хоть и беспощадны, но обходились без реальных жертв. Пожалуй, Ахметшин первый, кого готовы посадить из-за конкуренции на благотворительной ниве.
Почему не ворующий — враг их веры
Долгое время источником мусульманской благотворительность были иностранные фонды, связывающиеся напрямую с российскими духовными управлениями. Их деньги нещадно разворовывались. Там, где давалось на постройку большой мраморной мечети, возникала в лучшем случае деревянная. Зато у местных исламских попов появлялись мерседесы. В гришинскую эпоху право разворовать пожертвования сомнению не подвергалась, но его надо было заслужить верноподданичеством.
По большому счету это было перетягиванием каната: и с той и с другой стороны чиновники, только одни в скучных костюмных парах, другие в опереточных чалмах. Зато и те и другие испытывали огромный пиетет к словосочетанию «государственная целесообразность», безмерное уважение к любым спецслужбам и имели готовность договариваться друг с другом.
Вдруг на этом поле появился новый игрок, с новыми правилами — российские благотворительные структуры. В отличии от муфтиев они выкладывали в сеть сведения от кого и сколько получено и на что конкретно потрачено. Разумеется, им дают с большей охотой, ведь у них больше шансов, что деньги дойдут до адресата, а не будут потрачены на покупку пентхауза в Эмиратах.
Новенькие на запускают руки в пожертвование и потому ими сложнее управлять. Именно с новенькими предпочитают работать те, кто жертвует много, не ограничиваясь засовыванием мятой сторублевки в ящик в мечети. Именно к ним предпочитают обращаться разного рода грантополучатели, потому, что они, в отличие от фонда при АП РФ, не требуют лояльности.
Это уже серьезная угроза старой системе мусульманской благотворительности, где по большому счету все свои и рука руку моет. Тут уж надо бить наотмашь, чтоб до всех дошел мессидж, проговоренный когда-то Гришиным: государству это не нравится.
Жаль лишь, что государство в этом случае просто вороватая сволочь. И жаль, если из-за этой сволочи пострадает нормальный парень Фанзиль Ахметшин.
Орхан Джемаль, спецкор газеты «Известия» — специально для WordYou
