– Алиса, говорят, что творчеством писателя «руководит» несогласие с миром. Назовите три главные вещи, с которыми вы не согласны.
– Я не согласна с однообразием, агрессивным навязыванием любой идеи или точки зрения и со скукой в любом ее проявлении.
— А как же Ислам?
— Что касается Ислама, он никогда не был моей «больной темой», как многим может показаться. Да, я пишу о Дагестане, но тексты мои — художественные, а не публицистические или журналистские. И когда затрагиваешь частную жизнь дагестанцев, пусть даже в художественном ключе, так или иначе приходится влезать в религиозный вопрос или политику. Иначе – никак, ведь жизнь на Северном Кавказе сейчас очень политизирована.
Возможно, со стороны Ислам кажется моей главной темой, но даже если это и так, то совершенно бессознательно. Это не мой рациональный выбор. Просто когда даешь живую картинку и показываешь разнообразные стороны современной кавказской жизни, религия со всеми ее проблемами и оттенками вдруг оказывается первостепенной и наиболее актуальной.
— Какое влияние на Вас оказала классическая русская литература? Что-то она изменила в Вас, девушке из страны гор — Дагестана? Вы сегодня живете в России. Как считаете, вы попали в страну чудес или уехали из нее?
– Дагестанцы воспитываются на русской литературы. Мы с детства знаем ее лучше, чем дагестанскую. Последняя преподавалась нам на ужасном уровне (особенно в городских школах), к тому же, как и многие мои ровесники, я недостаточно хорошо знаю родной язык, для того чтобы в полной мере знакомиться с творчеством аварских, а уж тем более всех остальных кавказских авторов.
Когда меня спрашивают, кто на вас больше всего повлиял из русских классиков, наверное, в целости и совокупности влияли все. Я не могу определить персону, которая стала бы моим кумиром – ведь мои тексты по-своему экспериментальны. С одной стороны, они написаны в русле европейской литературы, в тоже время присутствует некая игра с местными языками, идейными трафаретами, реалиями. Как написал мне один читатель, мои тексты — «национальные по форме, общечеловеческие по проблематике».
Кстати, отношение русских авторов к Кавказу сильно отличается от моего, поскольку я не романтизирую горы, не представляю их экзотическим островком, где порхают джигиты с кинжалами. Наоборот, для меня жизнь в том регионе довольно буднична и прозаична, хоть и абсурдна до сказочности.
— Вы любите свою малую родину? Кем Вы себя чувствуете в большей мере: дагестанкой, россиянкой либо же гражданкой мира?
Скорее последний вариант. И все же я никак не могу отклеиться или отречься от своей «дагестанкости» — это, как оказалось, крепкая внутренняя самомодификация. Правда, мне сложно судить в какой степени это проявляется — в каких-то жизненных ситуациях, моем мировоззрении, несмотря на то, что я сильно оторвалось от клише, с которыми росла.
Московская среда радикально поменяла меня, но не любить родину я не могу. И чем больше ее люблю, тем больше меня раздражают процессы, которые в ней происходят. Чем сильнее мы что-то любим, тем ярче, интенсивнее наши боль, огорчение, иногда – ярость, вызываемые предметом любви.
Характерно, что люди, громче всех обвиняющие меня в нелюбви к родине, в большинстве своем патриотичны только на словах. А на деле делают все, чтобы приблизить нравственную гибель народа – покупают дипломы, мусорят и гадят, отказываются от интеллектуального саморазвития, лицемерят и многое другое. Интеллигентные кавказцы не сбиваются в кучи и не кричат о своей любви к седым вершинам, они молча делают свое дело, и слышно их поэтому гораздо меньше.
— Многие классики русской литературы и герои их произведений воевали на Кавказе. Помните, Печорин, потерявший смысл жизни, поехал пострелять абреков, и как не благородно он отнесся к Бэле… Помните этот ужасный обмен девушки на лошадь? Но при всем при этом Печорин положительный герой… Странно?
— Это многим кажется странным, но в этом и заключается суть романтического героя. Сама природа Печорина двойственна и противоречива. Конечно, подобная модель отношения русского офицера, приехавшего на Кавказ, и местной девушки довольно часто встречается в русской литературе XIX века – и в творчестве Пушкина, и Лермонтова, и Толстого маячил молодой кавказский пленник, в которого всем сердцем влюбляется молодая черкешенка.
И это романтическая, но далекая от жизни модель, не имеет отношения к настоящему образу кавказской женщины. Помню, в детстве меня возмущало, насколько все это далеко от истинных реалий. Но тексты русских классиков о Кавказе — не тот случай, где можно судить и обсуждать фактологию, поскольку не она выходит тут на первый план, а ценность эстетическая.
— Алиса, в вашем творчестве ислам занимает особое место, но явно не почетное. У вас большие претензии к этой вере. Но ведь, согласитесь, любое лекарство может стать ядом, если его не правильно принимать. Как писал ваш земляк Расул Гамзатов – не вини коня, вини дорогу…
— Я никогда не винила коня и к вере у меня никогда негатива не было. Сама я далеко не атеист, можно сказать даже человек верующий, просто не причисляющий себя к строго определенной конфессии. Конечно, место проживания наложило свой отпечаток. К примеру, я с детства называю Бога Аллахом, а некоторые суры из Корана (по сути – мудрая поэзия) застряли у меня в памяти, но это не дает еще права называться мусульманкой в полном смысле этого слова.
Так что претензии у меня не к вере, а к религии в том виде, в каком она сейчас навязывается. Конечно, религия необходима для управления народом, для распространения знаний и науки, для политического сплочения масс. Вот только то, что происходит сегодня на практике, далеко от эталонов и идеалов. Правда, я нигде не акцентирую свою позицию, а просто даю своим персонажам, -самым разным и в большинстве своем на меня совсем не похожим, -право высказаться. Показываю их во всем спектре многообразия. А читатель уже делает выводы в меру внутренней зрелости.
– Многие называют вас исламофобом. Как вы думаете – за что?
– Наверное, за неклишированное сознание. Мои «противники» понимают Ислам как перечень ряда заповедей, а заповеди – как средство тешить тщеславие, манипулировать домашними и прощать самим себе отсутствие истинной морали. Это люди с комплексами, скопившейся агрессией и абсолютным отсутствием толерантности, зато со стойким желанием навязать свою позицию другим. Мне это совершенно не понятно…
Если человек хочет веровать, молиться и соблюдать намаз, я с удовольствием даю ему это право и не собираюсь вступать с ним в прения. Если он лицемерит, двуличничает и прикрывает набожностью свои бескультурие и дикость, я об этом говорю прямо. Вот это-то «полумусульман» и бесит, оттого они и корчатся. Посмотрите, какое количество таких «муслимов» в России держит пост, а потом отбирает трубки в темных переулках, рассуждает о смирении, а потом опускается до самых грязных оскорблений, наткнувшись на чьи-нибудь инакомыслие или светскость! Такие персонажи попадаются и на страницах моих книг. А когда оригинал видит свое отражение, он взрывается…
– В таком случае, зачем вы начали писать на исламскую тему? И вообще, что для вас Ислам?
– Я не пишу на исламскую тему. Я пишу на темы универсальные, но на кавказском материале. А на современном Кавказе исламский элемент выпячен. Вот, к примеру, первая моя повесть «Салам тебе, Далгат!», она про один день из жизни молодого дагестанца. Но разве может молодой дагестанец прожить день без соприкосновения с религиозной пропагандой в том или ином виде?
Там я рассказываю про низкопробных фундаменталистов, романтических салафитов и т.д. Да и не только про них, разумеется. Дагестан изобилует совершенно разными типажами, многие из которых — с абсолютной неразберихой в голове, не понимающие, кто они есть, ежедневно меняющие свою точку зрения на Ислам в зависимости от слов тех или иных учителей.
Или, к примеру, роман «Праздничная гора», где говорится об отделении Кавказа от России. Как тут обойтись без теологических споров «ваххабитов» и суфиев, без призрака имарата Кавказ, без парадоксальных бытовых деталей, в которых религия, ночная жизнь, книжная философия, забытые легенды и мифы, бюрократическая рутина, — все смешивается в одно?
Из этого соткана жизнь. Я не могу сознательно цензурировать свою прозу, вырезая оттуда острые моменты, я не собираюсь этого делать. Этот сгущающийся маразм, происходящий на Кавказе, существует, и если люди, участвующие в нем, видят в моей позиции не желание разобраться, не искреннюю тревогу, а вражеский выпад – значит, что-то не так с обществом.
Что для меня Ислам? В первую очередь, созерцание. Я наблюдала за своим покойным дедушкой и другими пожилыми родственниками – все они по-своему мусульмане, они соблюдают пять столпов, но в отличие от нынешнего поколения у них нет желания навязать окружающим свой образ жизни. Они не пристают ко мне с гневными восклицаниями о том, что я не ношу хиджаб. Наоборот, у них очень мудрое и разностороннее представление о мире, их европейская образованность сочетается с восточно-филосовским мировидением. На каждый вопрос они могут ответить длинной и мудрой притчей. И это умение, по своей природе, очень исламское,… но утерянное со временем. Теперь балом правит «мусульманин с ружьем».
— Алиса, вы очень смело пишете про ислам. Но ведь и у других религий есть серьезные проблемы. Правда, чтобы критиковать их нужно немного больше смелости. Или вам кажется, что, например, иудаизм и христианство — религии более цивилизованные и напрочь лишены недостатков?
— Я бы не сказала, что они цивилизованнее. Те же самые процессы, что в Исламе, происходили и в других религиях. А сейчас мы наблюдаем «остатки»: стоит только вспомнить закон об оскорблении чувств верующих, различные православные секты, шум вокруг танцев в ХХС, верующих иудеев, хасидов, которые весьма агрессивны.
Когда я говорю об Исламе в негативном ключе, я также имею в виду любую политизированную автократическую религию, которая пытается захватить умы масс для чьей-либо выгоды или зомбирования. Просто сегодня этот универсальный процесс, борьба секулярного и религиозного мира, приобретает зеленую исламскую окраску.
Может, просто Ислам — наиболее молодая религия, поэтому его расцвет сменился новым витком дикарства на Ближнем Востоке. Ведь вся территория, на которой ведутся процессы исламской агрессии – это территории древнейших цивилизаций и культур. Ислам в свое время даже способствовал развитию культуры, поэзии, образования на Востоке, затем все обнулилось, пошло на спад и сейчас возвращается в ужасном, примитивном виде.
Европа все это прошла еще в свое время. Это естественный процесс, поэтому не скажу, что какая-то религия «культурнее» другой.
Вы, кажется, сказали, что для критики других религий (не Ислама) требуется немного больше смелости. Не знаю, на чем основано это утверждение, в моем случае как раз наоборот. На Кавказе неосторожное критическое высказывание об Исламе может закончиться летальным исходом для автора.
— Скажите, а вот исламофобия — это нормальное явление общественной жизни, или некая аномалия? И кто поддерживает уровень исламофобии в стране?
– Это аномалия, как, собственно, и ксенофобия. Исламофобия говорит о болезни общества, но возникнуть она просто так не может. Если она существует в таких дозах и концентрациях, значит, существуют нечто, что эту исламофобию провоцируют.
Как объяснить, что Ислам является мирной религией, если постоянно новостные сводки говорят нам обратное? В голове обывателя это не укладывается, обывателю не хочется углубляться в детали (читать соответствующую литературу, хадисы, исследовать философскую исламскую литературу), поэтому он смотрит телевизор, схватывает поверхностную информацию и делает из нее выводы. Возникает штамп, стереотип, и, к сожалению, зачастую не безосновательный.
– Вам никогда не казалось, что вас хотели бы использовать в антиисламской антикавказской информационной войне? Сделать из вас своего рода российскую Хирси Али, сомалийку, которая в Бельгии стала активистом исламофобских акций?
— Ну даже если меня используют, то делают это очень тонко, виртуозно и так, что я совершено ничего не замечаю.
Если серьезно, во всей своей деятельности я отталкиваюсь от личного мнения, мировоззрения и желания. Если мое мировоззрение сыграет на руку нечистым силам, я буду огорчена. Но менять его пока не собираюсь.
— Что Вам больше всего не нравится в современных дагестанских мусульманах (суфиях/салафитах). Почему именно они у вас одни из главных персонажей, причем негативные? Ведь в Дагестане и без них хватает разного рода не симпатичных образов.
— Возможно, и среди них хватает и симпатичных, и не симпатичных…, просто они — главные действующие персонажи современного Кавказа, которые не ограничиваются тем, что спорят, убивают и заносят друг друга в расстрелянные списки. Еще они активно вовлекают в свою деятельность людей, которые к ним никакого отношения не имеют.
И вообще эта подмена понятий, поскольку суфии эти — ненастоящие да и салафиты, в большинстве своем, тоже очень условные и малообразованные. Хотя в последнее время в «нетрадиционный» Ислам уходит все больше людей интеллигентных, с высшим образованием. На мой взгляд, это такая форма оппозиционного протеста – они не видят другой формы или удобного варианта воевать с беззаконием, как государственным, бюрократическим, так и клановым. Самый доступный путь – пойти и вступить в какую-нибудь религиозную организацию.
Причем часто у людей, которые так поступают, не бывает изначально особенной веры или тяги к религии, они просто пользуются существованием подобных организаций для борьбы с тотальной несправедливостью. Конечно, мотив очень печоринский, романтический… Это та сила, которая вечно хочет добра, но при этом творит великое зло.
