— Абу Умар, вам не кажется странным, что на Кавказе ислама стало больше и стало больше радикализма, больше оружия, больше войны?
— Я не считаю, что это взаимосвязано.
Да, у нас есть радикализм и ситуация тяжелая, но это не от того, что ислама стало больше.
Более того, если бы не было ислама, при такой вопиющей несправедливости возник бы другой радикализм, неисламский. Это не оправдание, а констатация. Ведь в лес идут не от того, что есть ислам, а от того, что нет жизни. Если не понимать, что лес — это следствие безысходности….
И люди, которые должны переубеждать этих уходящих ребят, будь это люди из госструктур или из Духовного управления, они не являются для большинства авторитетами. То есть, их мнение ни во что не ставят.
Многие из имамов — невежественные люди, которые не имеют соответствующего образования, они далеки от идеалов, а от стяжательства не далеки… Я больше скажу — катастрофически не хватает исламских кадров. Их вообще нет. Очень мало проповедников, которые ведут проповедь согласно исламу и хадисам. В основном, это старики из прошлого, которые давно израсходовали свой потенциал, и молодежь их не слушает.
Вера и терроризм — две вещи несовместные?
— Одно из обвинений, выдвигаемых сегодня исламу — это недостаточно жесткая позиция по отношению к исламскому радикализму, терроризму. Вот и в Дагестане власть сетует на то, что имамы и священники не только не осуждают бандподполье, но и оказывают ему поддержку.
— Времени на проповедь уделяется соразмерно количеству людей, вовлеченных в те или иные недозволенные дела. В лесу, допустим, человек 200, а, к примеру, наркоманов в десятки и сотни раз больше, проституцией занимаются огромное количество. И когда государство обвиняет имамов в том, что сами должны делать, имея колоссальные для этого возможности, кроме недоумения это ничего не вызывает.
Абу Умар Саситлинский с детьми
Мы теряем сотни тысяч детей еще со школьного возраста. Они деградируют. И у меня встречный вопрос к тем, кто обвиняют имамов в недостаточной критике радикализма. А что сделали вы, чтобы ребята не уходили в подполье? Разговорами и критикой их уже не вернешь и поток туда вряд ли остановишь. Подавляющее большинство молодых ребят полностью потеряли доверие к власти, и разговорам они давно не верят. Надо показать действиями, стремлением к совести и справедливости.
Мы столкнулись с ситуацией, когда никто не может повлиять на этих молодых людей, для них в этом обществе не осталось авторитетов. А к кому прислушиваться? К представителям государства, крышующим и нарушающим закон, или же к мнению необразованных имамов? Поэтому, дело не в критике или поддержке радикализма, дело в неэффективности почти всех возможных методов убеждения.
— Совершенно непонятна позиция ислама по отношению к власти, которая в борьбе с радикализмом сама встала на путь радикализма и беззакония. Борцы с терроризмом стали столь же отвратительными, как и сам терроризм. Религия имеет возможность повлиять на власть? Или власть подотчетна только Кремлю?
— Я как человек, занимающийся проповедями и другими делами, знаю, как надо влиять на власть. Надо начинать с самого себя. Аллах говорит в Коране: «Поистине, Я не поменяю ваше положение, пока вы сами себя не поменяете».
То есть, когда я поменяю самого себя изнутри, когда стану благочестивым человеком, буду соблюдать ислам и не нарушать права других, и такой пример буду подавать окружающим, тогда таких станет больше. И когда-нибудь во власть придут люди из числа этих.
Ведь общество формирует власть. И не только через систему выборов, которая, увы, тоже разрушена. Вот говорят, что время все изменит. Нет, наоборот — люди меняют время! Проблема в нас. И когда каждый начнет с себя, где разрушают — строить, где портят — исправлять, где бросают — помогать, тогда мы станем нормальным обществом. А из нормального общества выходят нормальные правители.
— Кстати, как вы относитесь к тому, что кавказский регион, по сути, лишен возможности выбирать себе президента? Вся Россия доросла до такой возможности, а Кавказ – увы. Если бы мы имели возможность выбирать, как вы думаете, изменилась бы ситуация?
— Я думаю, что принципиально картина не изменилась бы. Выиграл бы тот, кто раздал больше денег. Вообще, дело не в руководителе. Проблемы более серьезные, системные. Уйдет Магомедсалам, придет на его место, Ахмед, уйдет Ахмед — придет Хумайд.
— Как вам новый глава региона — Рамазан Абдулатипов?
— Лично я его не знаю, видел на одном волейбольном турнире. Говорят, что грамотный и порядочный человек. Думаю, если он будет вести грамотный диалог со всеми, то сможет достичь определенных успехов. Помощи большой не ждем, если хотя бы не будет мешать формированию нормального исламского общества, порицать порицаемое, призывать к одобряемому, то это будет, как минимум, хорошо. Тогда он будет пред Аллахом в очень хорошем положении.
Удел глупцов – ссора, а умные — объединяются
— Вам не кажется странным, что в период, когда ислам испытывает давление со всех сторон, раскол внутри мусульманского мира становится все очевиднее. Хотя, по логике, все внутренние противоречия должны отойти на задний план…
— Не кажется странным, это болезнь роста. Исламское общество находится в зачаточном состоянии. После многолетнего периода безбожия мы только начали расти. Мы еще не достигли того уровня сознания, когда надо объединяться перед большей угрозой.
Много лет разрушали в нас ислам, а сейчас только начали строить. И строили вначале, в основном, невежды. Те, кто ранее вели призыв к исламу, не имели достойного мусульманского образования. А невежды, как известно, не лечат, и не строят, они калечат и ломают. Вот они и дискредитировали лицо истинного мусульманина, потеряли доверие общества.
Единство, сплоченность — это уровень культуры, это этап развития веры. А мусульманский мир пока не дорос до этого. Увы.
— В апреле прошлого года была встреча с представителями ДУМД, на которой присутствовали и вы. Продолжается ли диалог или нет. Если нет, почему?
— После убийства Саид-афанди Ацаева вышла провокационная статья Патимат Гамзатовой (жена муфтия Ахмад-хаджи Абдуллаева — авт.), в которой она обвинила нас в том, что мы радовались этой смерти. Если ими руководит эта женщина, то диалог, можно сказать, исчерпан. А если нет – возможно, мы вернемся еще к диалогу.
Медресе в Новосаситли, постороенное Абу Умаром
Мы осознаем, что путь к диалогу многим не нравится, что есть люди, которые хотят столкнуть нас. Был еще случай, когда в Буйнакске местного салафита похитили какие-то люди в зеленых тюбетейках. (В зеленых тюбетейках ходят последователи шейха Саида-Афанди — авт.). Ясное дело, что это не были мюриды Саида-Афанди. То есть, налицо факты, подтверждающие, что кому-то выгодна открытая война между мусульманами. Но мы не настолько глупы, чтобы не суметь анализировать такие вещи.
У нас с ДУМД есть общие знаменатели. Коран, Сунна и понимание четырех имамов, которых они уважают и мы уважаем. В этом нет расхождений, и строить диалог надо с этого.
Вражды между нами нет, я встречался и с имамом Центральной мечети Махачкалы Магомедрасулом Саадуевым, можно в любой момент вернуться к диалогу при желании. Многие мусульмане были рады тому, что мы сели за стол переговоров и протянули друг другу руки.
Но прежде чем строить диалог, надо сначала прекратить обвинять друг друга в неверии. Прежде чем сеять мир, убери с поля сорняки.
Ху из салафит?
— В представлении российского обывателя прочно утвердился образ мусульманина – это борода, бомба и категорическое нетерпение ко всему, что находится вне шариата. Казалось, что может быть хуже? Но оказывается — может. Салафиты сегодня зло еще более страшное. Вот вы салафит. Более того, неформальный, как утверждают, лидер дагестанских салафитов. Чем вы отличаетесь от простых мусульман? Что хотите? О чем мечтаете?
— Во-первых, я не считаю себя лидером салафитов. Я являюсь ректором исламского института в Хасавюрте, а также директором школы хафизов, где преимущественно находятся сироты. Полномочиями лидера салафитов меня никто не наделял.
Во-вторых, не считаю себя ни шейхом, ни ученым. Да и название «салафит» надо заслужить. Я 15 лет упорно учился, но это, понимаю, недостаточно. И когда меня называют лидером салафитов или же шейхом, мне стыдно.
Что я хочу? Я поставил себе цель — это борьба с невежеством. В нашей школе хафизов стараюсь привить молодым максимум добра и дать максимум знаний. Моя мечта — победа над невежеством.
