И Индонезия, и Бангладеш вполне освоились с демократическим стилем управления. Однако первая страна прошла по этому пути дальше, чем вторая, хотя меньшинства до сих пор еще не в полной мере обрели права
В случае Бангладеш, доминирующая в ее политической структуре двухпартийная система все еще развивается. Партии пока не придумали способа работать вместе, избегая напряженности. Это одно из условий, необходимых для успешной демократической политики, и оно может быть достигнуто с течением времени, когда эта молодая страна наберется опыта жизни при демократии. Пока же в отношениях между двумя партиями, готовящимися к предстоящим через полтора года всеобщим выборам, напряженность только усиливается.
В Пакистане — второй по величине мусульманской стране — переходный процесс еще продолжается. Основными вопросами являются роль военных и отношения между провинциями и федерацией, когда в столице страны и в четырех провинциях управляют разные политические партии. Несмотря на то, что прикрывающийся исламом пустил в этой стране глубокие корни, его приверженцы составляют лишь небольшую долю населения.
Очень маловероятно, что политический ислам, всегда действовавший здесь по краям внутриполитической жизни, станет по мере развития системы играть в ней важную роль. На нынешнем этапе истории Пакистана реальную экзистенциальную угрозу для страны представляют этнические различия, а вовсе не захват государства исламскими экстремистами.
Турция, наряду с Индонезией, добилась наибольшего в мусульманском мире прогресса в плане увязывания ислама с политикой. Это произошло под руководством лидера Партии справедливости и развития Реджепа Тайипа Эрдогана, занимающего пост премьер-министра уже почти десять лет и победившего на трех выборах подряд. Ему удалось пробиться сквозь глубокие предубеждения относительно исламских сил, которые питает немногочисленная и крайне прозападная элита, доминировавшая в политической системе страны с момента создания «новой Турции» после распада Османской империи.
По пути вестернизации Турцию направил основатель новой республики, генерал Мустафа Кемаль, который успешно боролся с западными державами, когда они пытались развалить объединившуюся вокруг Стамбула Османскую империю.
Самым популярным лидером со времен Кемаля Ататюрка Эрдоган стал прежде всего благодаря замечательным экономическим показателям Турции. При нем и его компетентных министрах Турция демонстрирует в настоящее время одни из наиболее высоких показателей экономического роста в мире.
Арена главной битвы
Но именно Египту, самой большой стране арабского мира, суждено стать ареной главной битвы между политическим исламом и секуляризмом. После первого тура президентских выборов, прошедшего в конце мая, список претендентов возглавил кандидат «Братьев-мусульман». Бывший премьер-министр, служивший при свергнутом президенте Хосни Мубараке, занял второе место.
Tак что финальная схватка в июне будет между старой гвардией и кандидатом, которого поддерживают исламисты. Некоторые опасаются, что такой расклад поляризовал египетское общество, лишив его той надежды, которая вдохновляла выступавшую против режима молодежь.
Почему же мусульманский мир движется в столь различных направлениях, в том, что касается определения роли ислама в политике? И что произойдет, когда политический ислам займет важное место в развивающихся системах? Будут ли граждане и дальше поддерживать политические партии, черпающие вдохновение из Корана и исламской истории, когда начнут формироваться новые системы управления?
Все это важные вопросы, на которые нужно получить ответ, чтобы представить себе масштабы изменений в мусульманском мире.
Тот факт, что четыре крупнейшие страны мусульманского мира движутся в разных направлениях, пытаясь определить роль ислама в политике, предполагает, что общепринятая точка зрения на политическую эволюцию этой части земного шара оказалась неверна.
Тем, кто десятилетиями правил этими странами, отчасти это удавалось благодаря настойчивым утверждениям, что доминирование ислама в мусульманских странах — многие из которых богаты ресурсами, крайне необходимыми для глобальной экономики — будет иметь катастрофические последствия для Запада.
Но в конце концов этот довод утратил силу. Власть силовых структур была дискредитирована тем, как, собственно, правили своими странами бессменно находившиеся у власти диктаторы.
«Арабская весна», свергнувшая несколько прочно, казалось бы, укоренившихся режимов, и угрожающая нескольким другим, показала, что власть народа способна одолеть даже безжалостные государственные силы безопасности.
Турция стала образцом для подражания, убедив сомневающихся, что ислам, демократия и экономическое развитие – вещи вполне совместимые. И теперь каждая из множества стран, вовлеченных в этот процесс перехода, будет следовать своим курсом, продиктованным собственными обстоятельствами.
Универсально применимого исламского государственного устройства просто не существует.
Египет должен дать ответ на вопрос, возможен ли мирный переход власти от системы, всеми силами пытавшейся сдержать ислам, и обращавшейся для этого к Западу за поддержкой, к новой, более ориентирующейся на внутреннюю политику.
Пока что те силы, которые вызвали «арабскую весну», испытывают огромное разочарование, чувствуя себя выброшенными из политических расчетов. Однако, если они проявят терпение и позволят укорениться представительной демократии, у них есть все шансы влиться в формирующуюся систему.
В целом, политическое развитие многих мусульманских стран свидетельствует, что они движутся к системам правления, соответствующим общепринятым, а не только религиозным нормам.
Шахид Джавед Бурки, бывший министр финансов Пакистана
Статья опубликована на сайте Rediff News
