Дело Расула Мирзаева, конечно, не рискует стать поворотным в общественном сознании, но стать уникальным у него есть шанс. Поскольку это дело наглядно демонстрирует не самостоятельность правосудия в России.
Судите сами, если бы этот инцидент, закончившийся трагично, произошел на Кавказе, то тамошнее правосудие уже успело провести все экспертизы и вынести приговор. Более того, скорее всего, и погибший Иван Агафонов (царство ему небесное), вел бы себя немного осмотрительнее, и, как говорит товарищ Путин, учитывал бы традиции и обычаи местного населения.
Выходит, география места преступления становится весьма весомым фактором в определении вины.
Далее, если бы этот инцидент, закончившийся трагично, произошел после президентский выборов, то приговор, опять-таки, был уже вынесен, даже если бы правосудие торжествовало в Москве. Согласитесь, драка, произошедшая на глазах у десятков свидетелей не самый сложный вид преступления. И степень вины тут можно выяснить куда быстрее. Но близится 4 марта и тут, видимо, весьма важно выяснить – как проголосуют националисты и как Кавказ. Стало быть вопрос — кто принесет голосов больше? – так или иначе взвешивался на весах правосудия.
Выходит и время преступления становится весомым фактором в определении вины.
И, наконец, главное, если бы Расула Мирзаева звали Иван Михайлов, то, скорее всего, мы не увидели возмущенную Манежку, которая требовала не справедливости, но наказания. (Против телефонного права в судах у нас никто не митингует).
Выходит, состав крови становится важным аргументом в определении состава преступления.
Я не выясняю — кто тут не прав, а и кто насколько виноват. Это дело суда. Но дело общества — заботиться об уровне равенства всех перед законом. Даже если этот закон – не справедлив.
Конечно, дело Мирзаева не поднимется до уровня дела Дрейфуса. И вовсе не потому, что нет Золя, которому это было бы под силу. А потому, что стране еще придется пройти сложный путь национального единства.
Кстати, Лев Николаевич Толстой, абсолютный эксперт в человеческих душах, и авторитет как людей местных, так и пришлых, написал так: «…Только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак не могли знать, виновен или невиновен, и что у каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса».
Я бы тут особо обратил внимание на выражение гения «опоминаться от внушения». Оно кажется доминирующим во всей этой истории.
