— Ольга Евгеньевна, кому и как вы передали список с политзаключенными?
— Сегодня, 8 февраля, мы встретились с председателем Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Михаилом Федотовым и передали ему список. Он пообещал передать документ президенту Дмитрию Медведеву в ближайшее время.
— Сколько сейчас людей в этом списке, и по каким статьям?
— В списке 39 фамилий, это люди которых в основном осудили по статьям 159 (Мошенничество), 228 (Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов), 282 (Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) и так далее.
— А было ведь сорок.
— Да, но мы выяснили, что одного человека уже освободили.
— Внесли ли в этот список националистов, которых предложил Белов?
— У Белова свой список. У нас совпадение процентов на 70, есть фамилии, с которыми я не согласна. Но это вовсе не означает, что он не имеет права требовать их освобождения.
— Есть ли в этом списке пострадавшие за веру, а именно мусульмане, которые по данным многих организаций по защите политзаключенных, составляют значительную часть узников совести?
— Вы знаете, мусульман действительно довольно много, и обычно их судят по статье 282. Но ведь в приговоре не написано, что он пострадал за веру. Написано обычно, что это — экстремисты.
Но мусульмане у нас в списке есть, да. У нас 39 фамилий – и громких, и негромких, но правильных. Причем люди совершенно разных спектров – крайне правые, крайне левые, крайне верующие, крайне неверующие – и мусульмане, и православные и атеисты. Все это люди, которые сидят за свои убеждения и по политической мотивации.
Но это, конечно, не исчерпывающий список. Понимаем, что мы включили не всех, и раскаиваемся в этом. Проблема в том, что мы не смогли внести в него фамилии тех, чьих дел у нас не было на руках.
— Вы знаете какие-нибудь сфабрикованные дела против мусульман? Дело Фанзиля Ахметшина, или Айдара Хабибуллина, или дела мусульман в Северной Осетии и Кабардино-Балкарии и других республиках Северного Кавказа?
— Тут такая тонкость: дел мусульман я знаю навалом. Взять, хотя бы, моего Ирека Муртазина, но ведь осужден он был вовсе не за веру. У меня есть друзья мусульмане, даже сидевшие, но у каждого свое.
И дела мусульман Северной Осетии и Кабардино-Балкарии я, конечно, знаю. Кстати, у Федотова буквально на днях были матери этих ребят, и он обещал им помочь.
— Вы знаете, что вчера был опубликован доклад о состоянии свободы вероисповедания в РФ, подготовленный Институтом свободы совести, где также указывается на то, что люди других вероисповеданий (кроме православия) преследуются правоохранительными органами?
— Конечно, знаю и знаю, что преследуются. И я столкнулась с этим сама, хотя я от ислама далека, как от луны. И все мои знакомые мусульмане такие же верующие, как и я. То есть не очень.
Существуют рабочие группы при министерствах по межнациональным и религиозным розням. И я недолго работала при одной такой рабочей группе и как-то раз исламский вопрос аккуратненько подняла. И подняла его в таком ключе – а нельзя ли работникам тюрем прекратить отнимать, а еще лучше – начать завозить в тюрьмы Коран?
В одно время я возила по тюрьмам Библии, Кораны и Торы. Но в итоге Библии я возить перестала, потому что их оказалось достаточно, Торы тоже – за все время нашла только одного верующего иудея, которому одну книгу и оставила, а второго такого иудея я не нашла.
А Коранов я развезла сотни, но этого оказалось недостаточно. Поэтому такой вопрос я и подняла. Как же на меня накинулись, даже назвали чуть ли не мусульманской экстремисткой. Я была просто потрясена тем, что такой невинный, в общем-то, вопрос, как завести в тюремные библиотеки Кораны, вызвал такую негативную реакцию. Это просто был взрыв эмоций. Честно скажу, я просто перепугалась.
А наехал на меня первый заместитель директора ФСИН России Александра Реймера Алексей Величко. Доктор юридических наук, но при этом еще и хоругвеносец, который возглавляет движение по борьбе с критикой христианства. Так что с тех пор я стараюсь этой темой заниматься крайне аккуратно.
Причем, в этой же рабочей группе обсуждалась разработка маленьких брошюрок специально для тюремщиков, где коротким языком плаката объяснялось даже, чем отличается сунниты от шиитов и так далее. Но делалось это для того… чтобы сделать жизнь людей окончательно невыносимой.
Я не понимаю, зачем это, потому что где-где, а в тюрьме — настоящая дружба народов, потому что это — тюрьма. И там иначе не выживешь.
— На какой ответ от властей вы рассчитываете?
— Ни на какой, конечно…
