Однако время проходит, и сюжет как-то надо развивать. А действие явно зашло в тупик. И отнюдь не только из-за новогодних каникул. В известном смысле, двухнедельные каникулы оказались подарком и для власти, и для оппозиционеров. Накал страстей снизился, инерция протестных мобилизаций сошла на нет. И хотя в декабре, несомненно, произошел психологический перелом от апатии к активности и протесту, на техническом уровне в феврале, когда планируется возобновление митингов, все надо будет начинать почти с нуля. Оппозиция не имеет единого аппарата, политической машины, которая может быть запущена «с ходу». Именно поэтому, кстати, лидеры Болотной площади сами затянули паузу, назначив следующий большой митинг лишь на 4-е февраля. Надо будет готовиться.
У Кремля появляется время для маневра и размышлений. Только вот сможет ли власть использовать это время себе на пользу? Вместо политических решений последовали кадровые перестановки, запущенная политическая реформа выглядит многообещающей и даже в чем-то радикальной. Но вот прогнозируемые самими же чиновниками темпы ее реализации — к началу 2013-го — слишком медленные и вряд ли соответствуют серьезности кризиса… Самое же неприятное, что надвигающийся экономический спад и разрушение еврозоны на Западе чреваты падением цен на нефть и самыми серьезными последствиями для России.
Не было бы этой угрозы, и вряд ли кто-то всерьез обеспокоился бы митингами на Болотной площади и проспекте Сахарова, да и сами митинги в иной социально-экономической ситуации могли бы и не состояться.
Ведь декабрьские выборы были примерно такими же, как и все остальные голосования, происходившие у нас в течение прошедших десяти лет.
Либеральные политики, задававшие тон на столичных митингах, прекрасно понимают, что страна их не любит и не принимает. И если люди все-таки и откликнулись на их призывы, то лишь потому, что на какой-то момент неприязнь к власти у них перекрыла недоверие к оппозиции. Однако, даже контролируя трибуну, держа в руках оппозиционные средства массовой информации, либералы ни на Болотной площади, ни на проспекте Сахарова не могли в полной мере добиться одобрения толпы. Той самой толпы, которую сами же и созвали.
Некоторая часть людей пришла на митинги под красными знаменами или имперскими триколорами. Однако не только они выражали недовольство речами, звучавшими с трибуны. Освистывание ораторов на проспекте Сахарова показало: как бы ни было сильно неприятие власти, оно не является достаточным фактором, чтобы консолидировать всю массу недовольных. Между тем, социальный состав протестующих меняется. На проспекте Сахарова, наряду с либеральной молодежью, появились люди старшего поколения, рядом с модными плащами и куртками показались поношенные пальто, а социологи обнаружили, что вместе с представителями среднего класса на митинге были и рабочие.
Провинциальные акции протеста демонстрируют еще более неприятную для либералов динамику. Там звучат преимущественно социальные лозунги. Конечно, принято считать, что провинция не в счет, все решается в столицах. На самом деле, не совсем так.
Решающие события, конечно, происходят в столицах, но для того, чтобы они произошли, власть и оппозиция должны чувствовать на себе давление регионов.
В 1993-м Б. Ельцину удалось расправиться с Домом Советов потому, что сочувствовавшая депутатам провинция все же не поднялась на защиту парламента. В 2012-м именно провинциальный «фон» будет влиять на настроения и поступки, как Кремля, так и его либеральных противников. Но фон этот, особенно в условиях углубляющегося социального кризиса, скорее всего, будет неблагоприятным и для тех, и для других.
Либеральные вожди Болотной площади рискуют потерять свой единственный козырь — контроль над толпой. Пусть это контроль формальный и неэффективный, но он пока есть. А завтра может случиться, что его не будет. Либо толпа радикализируется и выйдет из-под контроля, либо наоборот, протестующие устанут, деморализуются, окончательно потеряв доверие к «болотным вождям», и тогда не будет самой толпы.
Оба варианта для либералов катастрофичны, они грозят им быстрым возвращением в политическое небытие, откуда их внезапно вынесли события — на самый передний план общественной жизни. Что же до властей, то их устроило бы успокоение и демобилизация, да только нет никаких гарантий, что реализуется именно такой сценарий.
Вывод напрашивается сам собой. Обе стороны должны в срочном порядке договориться друг с другом. Либералы должны успеть заключить соглашение с Кремлем: пока из-под них не «ушли» массы, их единственный козырь в диалоге с администрацией. А Кремлю лучше сейчас договориться с либералами — в конце концов, «классово близкими» — чем рисковать столкнуться с неконтролируемым протестом.
Закулисные переговоры начались уже в декабре, о чем проговорились некоторые деятели оппозиции, обиженные тем, что процесс начался без них. Но даже если бы не было подобных утечек, понять суть происходящего было бы несложно. Все ходы, да и сами участники «игры» вполне предсказуемы. Вопрос не в том, будут ли вести переговоры, а в том, о чем договорятся, и договорятся ли.
Оппозицию может устроить сегодня только реорганизация правительства и отсрочка назначенных на март выборов. Министры экономического блока, ясное дело, сами либералы ничуть не меньше отправленного в отставку Алексея Кудрина, речь может пойти лишь о нескольких символических постах, но главное — о фигуре главы правительства.
Зацикленные на ненависти лично к Владимиру Путину, в котором они видят единственную причину всех проблем страны и своих собственных, либералы будут требовать его ухода, пусть и с правом на возвращение.
Не нужно думать, будто российская бюрократия так привязана к «национальному лидеру», а его партнеры по управлению и бизнесу настолько честны и принципиальны, что никогда не сдадут нынешнего председателя кабинета министров. Полагаться на дружбу и доверие в политике — дело опасное. Но для действующей элиты фигура В. Путина означает определенную стабильность и надежность, а жертвовать им значило бы резко повышать уровень непредсказуемости и риска.
И хотя, как для Кремля, так и для «болотных» взаимное соглашение решило бы многие проблемы, несмотря на то, что о необходимости компромисса говорят самые разные силы, от представителей бизнеса до патриарха, совершенно не очевидно, что сторонам удастся достичь договоренности. В результате они, против собственной воли, могут весной оказаться втянуты в новый виток конфронтации, причем так, что ни одна сторона не будет к этому готова.
Стремление либералов обойтись без революции — даже без какой-нибудь «цветной революции», не говоря уже о настоящих социальных потрясениях — в высшей степени искренне.
С революцией они совладать не сумеют, так же как не смогут они и выиграть честные свободные выборы.
Но именно руководствуясь своими страхами, они с большой долей вероятности могут загнать ситуацию в тупик, из которого бескровного, безобидного и благопристойного выхода может просто не оказаться.
Либеральный страх перед революцией — это тоже отнюдь не страх перед кровью и насилием, особенно если речь пойдет о чужой крови. Что по-настоящему пугает либералов, так это возможность самостоятельного участия в политике масс, которые всегда и везде — даже на «просвещенном Западе» — настроены далеко не либерально, вспомним хотя бы историю Франции с ее Робеспьером, Наполеоном, Коммуной и де Голлем.
Российские либералы вполне могут раскачать лодку, но вряд ли смогут управлять ею. А власть уже не в состоянии восстановить прежнее положение дел, и проблема в том, что штиль объективно кончился…
Придется прогнозировать: наступивший год будет временем острого политического кризиса и открытой борьбы за власть, которая по ходу дела вполне может породить новые силы, имена и конфигурации. Однако даже в том случае, если кому-то из «болотных» удастся в ходе этой свалки зацепиться за руль государства, то они вряд ли смогут там удержаться надолго.
Борис Кагарлицкий, Директор Института глобализации и социальных движений, кандидат политических наук, социолог.
