Как всё начиналось, вспомним статью 2014 года, в новом 2015 году:
Так вот, на днях по скайпу он замучил меня вопросами про Крым. Уж очень он захотел понять, что там действительно происходит, поскольку тамошние газеты, по его словам, гонят пургу. А к американскому ТВ он, с детства по укоренившейся привычке, относится точно, как и к газете «Правда» своей юности. Я ему пытался объяснить, что и у нас дело «Правды» живет и побеждает и ныне. Но где уж там…
Все мои попытки объяснить, что же там, в Крыму происходит, были безуспешны. Да я сразу понял, что человеку, не дышащему воздухом нашей Родины, чрезвычайно сложно объяснить ситуацию с пляшущими зелеными человечками и причины скоропостижного референдума. Поскольку для него Крым это Советский Союз, а не самостийная Украина. Я даже не упомянул пресловутый Будапештский договор…
Короче, я обозвал его нехорошим словом, и он, сглаживая ситуацию, рассказал мне о своих геополитических проблемах.
— У нас на работе сегодня был митинг (у них это слово обозначает не стихию, а простое совещания – прим. А.М.), и руководство всех строго-настрого предупредило, что теперь наша коллега Алексия придет на работу уже не девушкой, а мужчиной по имени Квин. В русле повышенной толерантности всех обязали душой осознать это изменение, и относиться к ней, то есть к нему, как к мужчине и называть только новым именем.
— Ни фига се, завистливо сказал я. – Ну, у вас и проблемы. У нас бы Алексия молчала в трубочку. А все бы знали и ржали.
— У нас так не принято, — жестко сказал Александр, подчеркивая преимущество своей новой Родины. – Кроме того, ото всех потребовали повышенной деликатности, поскольку отныне Алексия-Квин будет ходить в мужской туалет. И мы обсуждали стратегию поведения коллектива.
— То есть, мужикам посоветовали не разглядывать все пришитое и не хлопать Квин по плечу во время процесса?
— В тебе есть что-то русское, — отрезал бывший русский Сашка. – Ты груб, и у тебя очень низкий уровень толерантности. Неужели ты не понимаешь, что Квин сегодня остро нуждается в нашей поддержке?
Тут я совсем загнулся.
— Саш, а у вас ко всем пришившим такое внимание? А к обрезанным и отрезанным?
Последовало молчание, из которого я понял, что Александр тщательно пытается вспомнить все те грубые слова, которые ранее выскакивали у него легко и радостно.
И тут меня осенила прекрасная мысль о том, как я могу образно объяснить Сашке политическую проблему присоединения Крыма.
– Ты понимаешь, — глотая хохот, прокричал я. — Россия сейчас тоже пришила себе, ну, этот Крым. И от неожиданно приросшей территории чувствует себя не совсем комфортно. Но народ ужасно доволен, что Россия наконец-то (слово-то какое попалось) проявила себя как мужчина! И вы толерантные, тоже должны нас поддержать. А ее (Россию) в мужской туалет G-8 не пускают. И ваш Обама ибн Барак наоборот гнобит Россию. Ты бы объяснил ему про толерантность, а?
— Слушай, — заорал Сашка чисто по-русски, — а вы пришили себе то, что отрезали у жи-во-го человека. Может гуманнее поддержать того, у кого вы отрезали. А не того, кто себе пришил это?
Все-таки, у нас разные понимания гуманизма.