Индия по-прежнему управляет той частью Кашмира, из которой он прибыл, а Пакистан относится к нему гораздо прохладнее, чем в разгар восстания в 1990-х.
Давно уже сложивший оружие Биляль не смог изменить ни границы региона, ни собственную жизнь. И теперь он прозябает в лагере для беженцев в Азад Кашмир – пакистанской части спорного региона.
«Я живу здесь уже два десятка лет, — говорит он. – Я потерял все, даже родственные отношения».
«Азад» на урду, государственном языке Пакистана, означает «свобода». Но как раз свободы в жизни Биляля было мало. Ее не хватило даже, чтобы хотя бы один раз за два десятилетия навестить своих родителей, по-прежнему живущих в индийской части Кашмира. Очень нелегко здесь и содержать семью – бывшего боевика готовы принять на работу очень немногие.
«Хотя и говорят, что в Пакистане все свободны, никакой свободы у нас нет», — жалуется он.
Не в лучшем положении находятся и тысячи других, кто, вдохновившись идеалами свободы, боролся против владычества Индии, а теперь оказался позабыт пакистанскими властями.
В сердце конфликта
Кашмир оказался в самом центре конфликта между двумя соседними ядерными державами.
Когда британские правители взялись делить индийский суб-континент, на этот регион претендовали как Индия, так и Пакистан. Индия отхватила большую его часть, Пакистан взял под свой контроль оставшуюся.
Когда кашмирцы на индийской стороне подняли восстание в 1990-х годах, Пакистан стал поддерживать восставших, предоставляя им оружие, боевую подготовку и убежище.
Постепенно многолетняя война сошла на нет. Многие бывшие бойцы оказались заперты на пакистанской стороне границы.
Хотя официальные данные отсутствуют, по оценкам действующих в лагерях беженцев социальных работников, в Пакистане сейчас живут около 6 тысяч бывших бойцов, таких как Биляль. Часть из них по-прежнему поддерживают связи с религиозными группами в Кашмире и других частях Пакистана, но многие — примерно 40 процентов, по данным организаций беженцев — начали новую жизнь.
Те, у кого были деньги, открыли свой бизнес, другие пошли работать в неправительственные организации и частные фирмы, как правило, на самые низкие должности.
«Несмотря на правительственные обещания финансовой защиты и помощи бывшим боевикам, эти деньги редко достаются тем, кто в них действительно нуждается», — говорит Биляль.
«После того, как я решил начать новую жизнь, появились такие трудности, что мне приходилось вновь примыкать к боевикам, лишь бы хватало денег на еду», — рассказывает Амир, бывший боевик, а теперь журналист в Музафферабаде, столице Азад Кашмира. До того, как взяться за перо, он перепробовал несколько профессий, и сидел практически без гроша.
Заложники прошлого
Многие из бойцов винят в своем бедственном положении изменившееся отношение Пакистана.
«Правительство отвернулось от нас», — говорит Аурангзеб, мультимедийный журналист, в прошлом тоже боровшийся за свободу Кашмира от Индии.
По его словам, раньше к тем, кто прибыл с индийской стороны границы, прислушивались, их проблемы решались. До середины 2000-х годов никто в лагерях беженцев не голодал. «Но теперь ни до кого дела нет».
С этим согласен профессор Университета Азад Джамму и Кашмир Абдул Манан. «Правительство открыто не говорит о своей политике в отношении этих бывших боевиков, но то, как власти обращаются с этими людьми и их семьями, совершенно необычно».
«От образования, здравоохранения, трудоустройства до гражданских прав, эти бывшие боевики, которые сложили оружие два десятилетия назад, страдают от действий того самого государства, которое когда-то призвало их и обучало воевать», — говорит он.
«Оба правительства — Индии и Пакистана — несут ответственность за эту историческую гуманитарную несправедливость».
Старые раны
Биляль Ахмед тоже думает, что избавиться от прошлого невозможно.
«Старые раны не помогают, особенно если они никогда не затягиваются», — говорит он, указывая на протез вместо ноги, которую он потерял, попав в засаду, когда пытался вернуться в индийскую часть Кашмира.
Ему нелегко было найти жену, поскольку на участников восстания в Кашмире все чаще навешивают ярлык «террористов». Никто не хочет выдавать свою дочь за того, кто прежде держал в руках автомат Калашникова. В начале 2000 года Ахмеду все же удалось найти себе жену – местную пакистанку из Музафферабада. Они полюбили друг друга, но ей пришлось оставить свою семью, чтобы выйти за него замуж.
Но нельзя сказать, что после свадьбы их мытарства закончились. Брошенный государством на произвол судьбы, он никак не может найти работу, несмотря на статус беженца и систему квот, которые должны давать ему больше шансов при приеме на государственную службу. На собеседованиях работодатели сразу классифицируют его как террориста, и больше не приглашают. «Иногда я пытаюсь скрыть свое прошлое, но трудно объяснить, почему я без ноги», — говорит он.
Денег нет ни на то, чтобы снять жилье, ни на то, чтобы дать нормальное образование сыну.
Пакистанское правительство утверждает, что бывшие участники боевых действий не подвергаются никакой дискриминации. По словам Анджума Ахтара из кашмирской администрации, «тысячи беженцев живут в Азад Кашмире, и трудно определить, кто из них воевал. Мы относимся к ним одинаково».
Однако Биляль Ахмед с этим вряд ли согласится. Он все так же обивает пороги, ковыляя на своем протезе. Но ни каких-либо перспектив, ни обещанной свободы в поле зрения не появляется.
Английский вариант статьи опубликован на сайте aljazeera.com
