Показательно, что Арабская Весна оказалась своего рода «моделью» для молодежи в Израиле, а затем в Европе и США. Мы становимся свидетелями мощнейшего культурного перелома. Раньше культурные и политические модели «экспортировались» с Запада на Восток и с Севера на Юг. На сей раз все складывается противоположным образом. Конечно, было бы не совсем справедливо отрицать влияние антиколониальных освободительных движений на молодежь Запада в 1960-е годы. Можно вспомнить и повальное увлечения маоизмом среди студентов Сарбонны и Беркли в 1960-е годы. Но было ли это руководством действию или просто культурным багажом образованного молодого радикала? Евромаоизм был культурным феноменом, он не предполагал конкретных моделей поведения и тактики. Несколько более серьезно отнеслись к наследию Мао афро-американцы из группы «Черные пантеры». Но все же было маргинальное политическое движение — в масштабах всего американского общества.
Напротив, сегодня мы видим вполне конкретную попытка повторить арабский опыт в западных условиях. Сначала Мадрид, теперь Нью-Йорк и другие американские города. Правда, если быть до конца честными, надо признать, что речь все же идет о «реэкспорте». Сперва западные образцы поведения (особенно французский опыт массовых протестов) повлияли на арабов, потом уже успех арабских революций способствовал подъему новых движений на Западе.
Движение «Оккупируем Уолл-стрит», начавшись с акции нескольких сот нью-йоркских студентов, за несколько недель превратилось в важнейший факт политической жизни США. Нью-йоркский протест становится массовым, многотысячным. В деловых центрах других городов Соединенных Штатов возникли аналогичные инициативы. Профсоюзы организовали марш солидарности в Нью-Йорке. Тысячи рабочих и служащих, проходя мимо палаточого лагеря скандировали: ‘Banks are bailed out, we are sold out!’ (Банки выкупили, нас — продали!).
Большая часть протестующих ранее не участвовала в каких-либо политических движениях. Кризис политизировал новое поколение молодых американцев, которому все еще молодые ветераны Сиэтла могут передать эстафету. Три года экономического неблагополучия многому научили американцев. Власти тратили триллионы долларов на поддержку бизнеса, но не смогли преодолеть кризис. Политика спасения банков лишь сделала кризис более затяжным и болезненным. Все видят, что проводимая политика не только несправедлива, но и неэффективна. Возникла парадоксальная ситуация — непосредственные интересы буржуазии, требующей «поддержать бизнес», вошли в противоречие с теоретической логикой системы.
Уолл-стрит оккупируют люди, которые три года назад голосовали за Обаму (а если и не голосовали, то лишь потому, что еще не достигли на тот момент соответствующего возраста). Сегодня они разочарованы, но это разочарование привело не к апатии и демобилизации, а к протесту и действию. Обама не может позволить себе конфронтации с протестующими. Его социальная база и без того сужается как шагреневая кожа. Однако и выполнить их требования он не сможет. Это означало бы коренной пересмотр всей экономической политики администрации, разрыв с финансовым капиталом и переориентацию на реальный сектор, замену бессистемных «социальных программ» системоизменяющими реформами по созданию социального государства.
В прошлом давление снизу нередко приводило к корректировке политики. В 1936 году Ф.Д.Рузвельтом отреагировал на рабочие протесты, развернув влево курс администрации. Но не стоит ждать этого от Обамы. За прошедшие три года он уже наглядно показал, что он — отнюдь не «Рузвельт сегодня». У него нет ни политического, ни морального ресурса, чтобы рискнуть на крутой поворот. Обама, похоже, вообще боится риска, предпочитая компромисс с элитами, которые используют это, чтобы выхолостить все прогрессивное и новое, что есть в его предложениях. Прошедшие три года потрачены бездарно. В Конгрессе доминируют республиканцы.
Смена власти в рамках существующей системы тоже не обещает ничего хорошего. На смену Обаме может придти только кто-то из правых, причем, если демократы не решаются быть хоть сколько-нибудь последовательными, то республиканская партия с каждым днем становится все радикальнее, сдвигаясь вправо.
Парадокс в том, что этот сдвиг тоже происходит под давлением снизу и отражает своеобразный бунт демократических низов. Только не прогрессивных и образованных, а дремучих и консервативных. В этом суть «Движения Чаепития» (Tea Party Movement). Люди не знающие никакой истории, кроме мифа об Американской революции, черпают из нее свое политическое вдохновение, вспоминая «Бостонское Чаепитие» XVIII века, когда американские колонисты выбрасывали в море ящики с чаем, импортированные британской Ост-Индской Компанией. Теперь на месте заморской власти английского короля в качестве душителя инициативы и свободы воспринимается федеральный центр. Сторонники «Движения Чаепития» — люди малообразованные, исполненные предрассудков. Но они отнюдь не лишены здравого смысла. И ничуть не хуже ребят из Нью-Йорка чувствуют, что в стране что-то неладно. Они воплощают такое же недоверие к власти, как и нью-йоркские радикалы. По существу мы видим кризис американской политической модели и кризис доверия к системе.
Люди хотят демократии. Они понимают, что формальное наличие гражданских свобод не гарантирует возможности на практике участвовать в управлении страной. Право голосовать еще не дает основания надеяться, что твой голос будет услышан. В Америке так же, как в Египте и Ливии мы наблюдает отторжение людьми существующих политических институтов. Этот процесс в разных формах разворачивается в разных частях мира. Не минует он и наши края.
Борис Кагарлицкий, Директор Института глобализации и социальных движений, кандидат политических наук, социолог.
