Раздавленные горем старейшины с чувством говорили о горечи утраты, о безнадежности, и требовали справедливости. Почти все они утверждали, что, вопреки заявлениям американских военных, в бойне принимал участие не один-единственный солдат.
После встречи Карзай поддержал обеспокоенность старейшин, по-видимому, убежденный всем услышанным.
«В его семье, в четырех комнатах были убиты люди — убиты женщины и дети — а затем всех их стащили в одну комнату, и подожгли. Такое один человек не может сделать», — сказал президент журналистам.
«Аль-Джазира» приводит выдержки из записей, сделанных во время встречи.
Карзай: Узнав об этом горьком, разрывающем сердце происшествии, я позвонил Асадулле Халеду [министру по делам племен и специальному координатору по югу страны]. Он сказал, что они уже едут к месту происшествия … он и члены совета провинции … Преогромное вам спасибо, что несмотря на такое горькое, сердце разрывающее происшествие вы их приняли, и признали их, и говорили с ними … И большое спасибо за то, что приняли мое приглашение и говорите со мной. В таких обстоятельствах, когда здесь есть правительство, есть система и президент, и вдруг приходит иностранец и убивает ваших детей, и все же у вас есть терпение говорить с этим президентом — это очень большое дело … это наполняет нас смирением.
Брат одной из жертв Мухаммад Дауд: Мой брат, которого американцы сделали шахидом, мы оставили его дома, чтобы он заботился о нашем земельном участке, поливал его. Ради Бога, подумайте об этом: у него шестеро детей. Сотни тысяч подобных случаев происходят в Афганистане.
Карзай, утвердительно кивая: Да, происходят.
Брат убитого: Я услышал об этом по радио. У меня нет телевизора, но я слушал радио … Он спал вместе с детьми, было часа два или три утра. Представьте себе это, будь вы президент, министр, или солдат …
Карзай кивает в знак согласия.
Брат убитого: Если кто-то входит в чей-то дом — иностранец, который говорит по-английски, а он говорит на пушту. Он подводит его к двери, где другой, наставляет на него пистолет и говорит: «Талибан!» Где там был «Талибан»? Этот район рядом с американской базой.
Он указывает на министра Халеда, сидящего напротив него.
Вот, министр видел этот район, он сидит перед нами. Если я преувеличиваю, у нас здесь есть свидетели. Министр, Хаджи Ага Лалай… все те, кто здесь находится… Когда жена моего брата рассказывает эту историю … она говорит, что американцы пришли и взяли его за левую руку, и сказали: «Талибан, Талибан!» Пришел еще один и ударил его по голове пистолетом. Я наполнил целый горшок его мозгами. Другой американец наставляет пистолет на его шестимесячного сына Хазратуллу. И она умоляет его ради Бога … но он неверный американец, хотел бы я, чтобы это был солдат Афганской национальной армии или полицейский, по крайней мере, он бы понял слово Бог. Она просит его ради Бога, а он отшвыривает ее прочь. Сколько благородства у нас, пуштунов — мы можем прожить рядом сто лет, но не зайдем друг к другу в дом без разрешения.
Но сегодня приходит американец и бьет мою жену, и позорит ее. Кто навлек это на нас? Вы все, ответьте мне. Дайте ответ.
Карзай, склонившись влево, медленно кивает головой.
Брат убитого: Я прошу вас, дайте мне ответ.
«Вы дайте мне ответ», — обращается он к начальнику штаба армии, сидящему напротив, низко наклонив голову.
«Господин министр, дайте мне ответ. Из-за кого все это?»
«Я требую ответа», — повторяет он, переводя взгляд с одного на другого из сидящих напротив чиновников. На шесть секунд воцаряется тишина. Карзай пристально смотрит на него, затем опускает глаза.
«Я хочу получить ответ, а вы молчите. Подождите — я еще не закончил», — прерывает он кого-то, попытавшегося заговорить.
Карзай: Говорите то, что вы хотите сказать.
Брат убитого: Дайте мне ответ на то, что я сказал.
Он смотрит на чиновников: «Я требую ответа».
Карзай : У нас нет ответа.
Он смотрит на своих чиновников, затем вновь поворачивается к брату жертвы.
«Я требую ответа».
Молчание.
«Значит, ответа нет?»
Карзай: Нет.
Брат убитого: Значит, вина установлена?
Карзай: Без сомнения.
Брат убитого: Мы все согласны с этим?
Карзай: Без сомнения.
Брат убитого: Когда он [американский солдат] бьет ее [жену брата] наотмашь, а она умоляет его ради Бога, половина его тела, шахида, лежит внутри, а половина – снаружи. Она встает, но ее заставляют опуститься обратно, на свое место, она хочет совершить исламские ритуалы по убитым, зажигает лампу — вокруг полно американцев, которые теперь в один голос утверждают, что это был один американец — и к тому же сумасшедший? Какой позор! Почему этот сумасшедший не убил себя? … Почему не убил своих друзей? Какой он сумасшедший, если может убить 11 детей этого бедного парня, и мой брат, а затем вернуться прямиком на свою базу? То, что ему удалось добраться до четырех домов в радиусе четырех километров, это поражает.
Затем жена моего брата встала и до утра совершала ритуалы по моему погибшему мученической смертью брату Мухаммаду Дауду. Ради Бога, задумайтесь об этом хоть на секунду. До самого утра эта женщина сидит, а перед ней лежит тело мученика. Только утром мне позвонили, и в каком, вы думаете, состоянии я отправился туда?
Я не хочу никакой компенсации, ни от кого. Я не хочу хаджа [паломничества в Мекку], я не хочу денег, я не хочу виллу в Мина Айно [престижном районе в городе Кандагар] — я просто хочу, чтобы американцы были наказаны. Да, я хочу этого. И я подчиняюсь воле Всевышнего. А если это невозможно, Бог с вами, я немедленно уезжаю.
Карзай: Я понял, я понял.
